Вдруг ударили струны гуслей, совсем близко, мальчик от неожиданности чуть не свалился. Журавли кричали где-то на болоте. У Спиридона закружилась голова. Ермила Луч! Выхвати меня своими перстами из этого кровавого тумана! Червленого морока. То не колодезь чистой воды трех рек, а колодезь, полный крови…
Мальчик снова прижался лбом к коре, слушая журавлиные кличи – переборы струн великих гуслей Ермилы.
Тут и слова той былины потекли:
Мальчик будто и чуть задремал, да враз очнулся, услыхав нарастающий рык и скрежет. Глянул вниз и увидел черные, черные да бездонные глаза зверския. Медведь тянул морду вверх, нос его был крупный, с клыков падала кровавая слюна. Когти царапали кору дуба. Но дуб стоял не шелохнувшись, аки башня какая. Мальчик боялся глядеть в эти затягивающие глазки и не мог оторвать взгляда. Зверь обошел древо кругом, снова встал было на задние лапы, хватаясь передними за кору, ветки, но тут же с высоким рычаньем упал на передние лапы. Видно, боль и его махину донимала, боль от ножевых ран, нанесенных бесстрашным и дерзким Хортом. Зверь начал лизать свои раны. По шерсти катилась кровь. Мог бы такой громадный зверь на дуб полезть? Кто знает. Ветви у дуба были крепкие. Может, далеко и не добрался бы.
У мальчика мутилось в голове. Но на медвежьей спине он различил и рану от топора. То бысть первый ратный удар Спиридона, сына Васильева… Батька, жаль, не видел.
Медведь еще полизал свою кровь, мотнул башкой, глянул вверх и пошел к веже, сбил ее, повозился там и вышел из леса.
Снова донеслись клики журавлиные. Где-то далёко встало солнце, туман над болотом озарился. Как чудн
Спиридон тут же вспомнил его отскочившую набок проломленную голову с рыжей длинной шапкой и внял, что того бысть не может.
Один, один он живый и остался. Как и тогда, на Каспле-реке для-ради чего-то… Токмо теперь он будто в кровавой купели искупался.
…Али то еще и не купель, а купель впереди?
12
12
Долго еще Спиридон, сын Васильев, сидел на дубу, прислушиваясь, оглядываясь, пока уставать не начал от того сидения и глядения-слушания. Руки так ослабели, что и не чуял, как держится ими. Медведь не появлялся. И Спиридон решил спуститься. На землю он повалился. Ноги его не держали. Плечо с засохшей кровью ныло. Он лежал и не мог встать. Но, отлежавшись, встал, опираясь на дуб. Оттолкнулся и пошел, покачиваясь, да все прочнее держась на ногах, увереннее. Кровь молодая по членам побежала. Он осторожно вышел на край леса, хоронясь за кустами, начал осматриваться. И сразу увидал воронов. Они сидели ближе, на Хорте. И тут же вспыхнула надежда: а дедушка живый?!