Поблизости заунывно свистал коршун.

А как наступили уже сумерки и от костра осталась одна россыпь рдеющих углей, заухал филин. Мальчик ненароком вспомнил тех Меченосца, да Оленных, да Унотов. Но чуял, что ежели поблизости Хорт, они не посмеют появиться.

Перед сном Хорт с Мухояром толковали о мнихе, обсуждали его жизнь, речи… Заключили, что зело он хытёр да изворотлив. Но… смел, оле[344]. И жизнь в дебри сей наладил справную. Не всяк сумеет. Мних-то мних, но и рыбарь, и ловитвой промышляет, и бортничает.

– А… всё одно… перевертень, – молвил Мухояр, зевая. – Гневает Перуна да Велеса с Хорсом и Макошью своими калными молитвами. И надоть очистити верх Днепра…

Утром солнца не было, небо затянула пелена. То и лепше. Токмо комарье озверело. И от чадящего костра уходить было страшно. Но после яди они тронулись в путь. И миновали указанные Ефремом речушки, что бежали среди корней и кочек к Днепру. Да долго шагали, пока не оказались на краю болота. Это было ярко-зеленое поле и по краю сухие, окостеневшие могучие дерева без коры, на коих чернели два ворона. И они издали завидели путников и громко заграяли, то ли приветствуя, то ли негодуя.

– Протозанщики! – воскликнул Мухояр, отдуваясь далеко позади мальчика и Хорта.

Хорт глядел на болото, раздувая ноздри, узя глаза. Мальчик тоже смотрел, сгоняя комаров. Было душно.

Подождали деда. Тот шел, утираясь шапкой. Рубаха его была мокрой от пота. Даже борода как-то перестала выглядеть литой. Дед тяжело дышал.

– Не чаял… А добрался на верх Днепра-то… – проговорил дед. – Идеже наши тые Арефинские горы?.. Ох-хо!..

Но Днепра не было видно. А тропу они незадолго перед выходом на болота утеряли.

– Ты поди направо, – молвил Хорт трубным свои гласом мальчику, – а я налево.

И они разошлись, высматривая Днепр. А дед остался на месте, стоял, опираясь на посох. Потом и сел, сбросив с мокрой спины мешок.

Комары заедали. Тут их вились тучи. Мальчик лупцевал себя по шее, по бокам, плечам, ногам березовой веткой. А комары все одно лезли в глаза, в рот. Сюда ли и надо было им прийти? Идеже тот колодезь волшебный? И Днепра они нигде не могли найти. Подошли ближе к болоту и мертвым деревам. Вороны снялись, упруго замахали крылами так, что даже слышно стало поскрипывание. Заграили.

– Кро-кро-кро!

– Крак! Крак!

Но и тут нигде не видно было ни лужицы, ни ручейка.

– А сыщем ли и тропу ту? – прошал дед хрипло. – Не навел ли тот мних кудеса? Идеже тропинка? Яко отсюдова выберемся?..

Они ходили среди кочек. Мальчик чуть не наступил на узорчатую длинную яркую гадюку в небольшой низинке. Гадюка не удирала, смело шипела, вперяя в него уголья глаз. Он попятился и снова едва не наступил – теперь уже на двух гадюк, что сплелись и лежали на широкой кочке. И они зашипели. А сбоку появились еще две. Мальчик вдруг оказался в кольце змей.