Спиридон уже давно чуял, что все тут изуметилися. Кораблице ихний бысть кораблице безумцев. С потерей шелка и драгоценных сосудов заморских эти вои задичали. Их все раздражало, все. Глаза полнились ненавистью к солнцу Дюны, к самой реке, к лесам, ко всему на свете. Столько лет странствий, и вот они возвращаются к своим жёнкам и матерям, старым отцам и выросшим детям пустые, побитые…

Из вежи за поединком следила Нагме. А Хав и не глядел, сидел понурясь. И из его раны на голове сочилась гнилая жижа.

Противники продолжали кружить у воды, взметая песок, иногда оступаясь в воду. Сньольв уклонялся от разящих выпадов. Удары Асбьёрна были нерасчетливо сильны. Аж воздух взвизгивал и что-то с хрустом натягивалось в его теле или броне.

Спиридон следил за поединком, не разжигая костер.

Чья же возьмет?

…И Сньольв оступился. Поставил правую ногу – и не на твердый песок, а в воду, качнулся, и этого оказалось достаточно для могучего летящего меча Асбьёрна. Он прошел чуть ниже пестрой бороды Сньольва и чуть выше кольчуги, в ямку под шеей, и далеко выскочил позади. Глаза Сньольва расширились, будто два странных фьорда, по-прежнему холодных, но из раны хлынула раскаленно-алая кровь. И как только Асбьёрн выдернул меч, хёвдинг Сньольв повалился в воду. Дюна сразу приняла этот жертвенный дар и потащила вниз, к далеким янтарным брегам Варяжского моря. Да к реке уже кинулся Скари, за ним побежал еще один; войдя в воду по пояс, они схватили труп Сньольва и вытащили его на берег. Только тут Асбьёрн, снова пощупав бок, поглядел на ладонь. Он был ранен. Вили Вак рвал полотно и перевязывал Асбьёрна, заставив его снять кожаный доспех и задрать рубаху. Рана, кажется, была неглубокой. Асбьёрн зачерпывал руками воду из Дюны и все пил. Варяги молчали, глядя на мертвого хёвдинга. Спиридон посмотрел на вежу. Она была задернута.

Вили Вак треснул Спиридона по затылку и велел зажигать огонь. Варяги, найдя в стороне удобное место, уже рыли могилу. Но хоронить Сньольва на ночь глядя не стали. Зарезали нескольких кур, швырнули их Спиридону, он ощипал, выпотрошил и опустил в кипящую воду. Порезал и бросил туда капусту, крупу, захваченную в той веси над лугами.

Ели уже в темноте, смотрели на Асбьёрна. Он рвал крепкими зубами курятину, выбрасывал кости в огонь, как и другие, и только особый блеск ставших огромными да так и не сузившихся глаз говорил о недавней его победе над опытным и сильным хёвдингом.

Спиридон не ведал, что с этим варягом случится в отчине, каков у этих людей обычай. Но пока что никто не осерчал на него. Другое дело, если бы был жив Ёфур или Кормак. Тогда, наверное, Асбьёрну было бы несдобровать.