– Молчи!

– А! вы один из тех, кого ожидает отец настоятель?

– Да!.. Отвори!

Прислужник отпер. Пикильо вошел в келью и очутился один в темноте.

– И его нет!.. – сказал он. – Звонят ко всенощной… Верно, он там… Придет… Я подожду… Он не уйдет от меня!..

И он сел на первое попавшееся кресло. Осматривая келью, он приметил на полу слабую полосу света, выходившую через щель.

– А! – вскричал молодой монах. – У них свет снизу, а не сверху!

И он подошел к тому месту, предполагая найти дверь. Эта была большая картина, которая скрывала вход в другой покой. Картина эта обыкновенно придвигалась плотно так, что никто не мог подозревать за ней ничего, кроме стены, но на этот раз Паоло, вероятно, не счел нужным быть предосторожным. Пикильо едва дотронулся до края картины, таинственная дверь сама собой отворилась, и его внезапно поразил яркий свет.

Это была небольшая, но довольно роскошно убранная комната, вовсе не похожая на келью монаха. Стол с четырьмя приборами был уставлен самыми лучшими отборными яствами и дорогими винами. По сторонам дивана было два узких прохода, завешенные драпировкой.

Пикильо смотрел на все окружающее с изумлением: внезапный переход от мрака к яркому свету произвел в нем потрясение. Он мало-помалу пришел в себя и старался припомнить, зачем он тут. Наконец вспомнил, что пришел мстить за предательство; но благодаря Богу горячка его миновала. Пикильо почувствовал сильную слабость и хотел скорее уйти, но вдруг послышались шаги, и он не рассуждая, что делает, бросился за одну из драпировок, где была гардеробная комната отца Жерома, наткнулся на кресла и сел.

Через минуту в освещенную комнату вошли двое, и Пикильо узнал голоса Эскобара и графини д’Альтамиры. Немного погодя вошел и настоятель.

– А что же герцог Уседа? – спросил он, озираясь.

– Ему нельзя, – отвечала графиня, – по некоторым обстоятельствам, которые я вам объясню.

– А Паоло сказал мне, что один уже пришел?

– Это я пришел первый, – отвечал Эскобар.

– Ну, так прошу садиться… Мы теперь в совершенной безопасности.

Пикильо стал со вниманием слушать разговоры их о низвержении Лермы, и из слов отца Жерома понял, что Испании грозит опасность от нападения французского короля Генриха Четвертого, который вооружает всех протестантов. Но когда разговор коснулся любви короля к Аихе, Пикильо затрепетал.

Графиня утверждала, что если Лерма будет свергнут, то доверенными и сильными будут только те, на которых Аиха обратит свой милостивый взгляд. Отец Жером предложил графине одно средство погубить ее, и графиня согласилась принять из рук настоятеля флакон с розовой жидкостью. Жидкость эта была не что иное, как медленный яд.