На Пикильо дохнул отрадный воздух свободы, и он чуть не вскрикнул. Дрожащей ногой переступил он роковой порог и с минуту шел медленно, предполагая, что привратник смотрит, потом оглянулся и бросился бежать что есть силы.

Пробежав две, три улицы, он остановился отдохнуть. Город ему был мало знаком. Пикильо хотел отыскать цирюльника Гонгарельо. Но как отыскать в такой темноте, когда нет ни одного человека на улице? Наконец на одном перекрестке он встретил незнакомца, одетого в черный плащ.

– Сеньор кавалер, – сказал он, – не можете ли вы указать мне лавку цирюльника Гонгарельо?

– С удовольствием, почтеннейший отец. Во второй улице, налево, последняя лавка по правой стороне.

Аллиага поблагодарил и пошел далее. На повороте во вторую улицу ему послышались чьи-то шаги, он оглянулся, но, не видя никого, продолжал путь. Силы его ослабевали.

У показанного места, Пикильо увидал лавку цирюльника, но она была, разумеется, заперта. Пикильо долго стучался, но наконец окно отворилось.

– Кто там? – спросил сонный Гонгарельо.

– Друг!

– Много у меня друзей, но я не брею в такую пору, боюсь другу обрезать ухо или нос.

И он хотел затворить окно.

– Гонгарельо! – закричал Пикильо почти с отчаянием. – Вы меня не узнаете? Я Пикильо!

– Пикильо Аллиага! – вскричал цирюльник и запер окно, но только за тем, чтобы отворить дверь.

Цирюльник был в восхищении и извинялся, что не мог сразу узнать своего благодетеля, потом проклял свою неловкость, когда узнал о подмене письма, которое не умел искуснее передать.

– Вы монах! – вскричал он в отчаянии. – Вы добрый прекрасный человек… вы, иезуит! Это ужасно!.. И я… я один в этом виноват!.. Бог не простит меня…

Пикильо насилу успокоил доброго Гонгарельо. Уже на рассвете болтливый хозяин дал уснуть своему дорогому гостю. Но зато Пикильо проспал целый день. Вечером он решился ехать в Мадрид. Цирюльник переодел его в светское платье и вызвался сам довести гостя до места.

Но едва они отъехали три шага от дому, как их окружили альгвазилы. Оторопевшего Гонгарельо стащили с тележки, двое полицейских сели на его место и помчались быстрее, чем предполагал ехать цирюльник.

– Я погиб… по своей глупости! – говорил себе Пикильо. – Не здесь бы мне искать приюта. Это, верно, происки Жерома и Эскобара. – Но он скоро заметил, что его везут не в монастырь, а в Мадрид.

Тут он вспомнил, что его, верно, провожал кто-нибудь в черном плаще и подслушал его имя. Через несколько часов догадка его оправдалась, когда тележка остановилась у ворот палат инквизиции.

Поутру Пикильо представили полицмейстеру инквизиции.