– Не хочу! не буду слушать предателей, и никогда, никогда не буду вашим. Я не останусь здесь! Я хочу быть свободен!

– Сын мой, ты дал обет Богу…

– И вы смеете произносить эти слова вашим нечестивым языком?

– Сын мой! – спокойно продолжал Жером. – В монастыре есть законы, поэтому…

– Вы хотите удержать меня силой? Так и я тоже употреблю силу и вырвусь из ваших рук! – вскричал Пикильо. – Я повсюду разглашу, какими способами вы населяете свои монастыри… Я расскажу Рибейре, как вы склоняете и угнетаете неверующих.

– А я тебе скажу, – спокойно произнес иезуит, – что нам известны средства, какие употребляет архиепископ Рибейра для обращения закоренелых еретиков. Мы даже сами их употребляем, особенно с теми, которые по злобе и ненависти готовы очернить наш орден клеветой.

– Клеветой! – вскричал Пикильо. – Разве это возможно? Ваше коварство и низость превосходит все, что только можно изобрести. И вы думаете, что я буду вашим?.. Я не способен к обману. Торжественно клянусь, что к вам и ко всему вашему ордену буду питать вечную, непримиримую ненависть!.. Я клянусь собственно по своему убеждению и сдержу эту клятву. Теперь зовите ваших палачей и тюремную стражу. Я не боюсь ничего.

– Ты не совсем здоров, мой сын, – спокойно возразил Жером, – у тебя горячка. Мы подождем твоего выздоровления, и, чтобы не мешкать, я тотчас же пришлю к тебе врача.

Настоятель вышел и через несколько минут явился монах, исправлявший должность доктора и провизора.

Он действительно нашел Пикильо в сильной горячке, которая продолжалась несколько дней. Больного стерегли неотлучно, и когда опасность миновала, навещали его реже и наконец оставляли одного на целые дни.

В один вечер, думая о своем положении и вспоминая все хитрости, коварство, которых он стал жертвой, Пикильо от печали и негодования пришел в страшное отчаяние.

– Да! – повторял он. – Да!.. Я накажу злодеев!.. Я исполню свою клятву… Сперва задушу Эскобара, потом настоятеля…

И он встал, оделся и отправился в келью Эскобара.

Приора не было, к счастью для него. Пикильо в припадке ярости, задушил бы его непременно.

– А!.. ушел?.. – говорил Пикильо в бреду. – Но все равно! Я еще найду тебя… А теперь… пойду к другому… к Жерому!..

И он твердо сошел с лестницы на дворе. В это время звонили ко всенощной. Но вместо того, чтобы идти с монахами в церковь, Пикильо пошел прямо к келье настоятеля.

В это время оттуда выходил монах Паоло, с корзиною и запирал дверь, но, увидав его, с удивлением остановился перед таинственным посетителем. Он хотел спросить, но Пикильо схватил его за руку и глухим голосом произнес: