– И ты можешь спасти Фаншон?

– У меня есть противоядие, я запасся им с тех пор, как увидел эти яды, потому что королева поклялась отомстить моему господину.

Филли влила несколько капель какого-то эликсира в рот больной и стала втирать под ее носом какой-то порошок. Больная собиралась чихнуть и в это время проглотила капли.

– Теперь она вне опасности, – ликуя воскликнула Филли, – порошок произвел свое действие!

– Она должна узнать, кому обязана своей жизнью! – воскликнул Гиз. – Клянусь Богородицей, что жизнь возвращается к ней; это какое-то чудо.

– Скоро начнутся боли. Уйдемте поскорее, ваша светлость! Ее крики привлекут сюда прислугу.

– Значит, боли все-таки будут?

– Да, но без вредных последствий. Я не мог избавить ее от этого. К тому же сюда может возвратиться королева и, увидев слабое действие яда, повторит свою попытку.

Гиз вздрогнул.

Больная широко раскрыла глаза и дико осматривалась, но ее взгляд был безжизнен.

– Прочь, прочь! – торопил паж.

И действительно, не успели они скрыться за дверью, как раздался слабый стон.

IV

Час спустя двор покинул Лувр. Король со всей своей свитой отправился в Амбуаз. Верховые с факелами и лейб-гвардия в панцирях сопровождали весь поезд.

В карете короля тихо дремала Мария Стюарт, склонив свою очаровательную головку на плечо своего супруга.

С Екатериной Медичи ехали ее духовник и одна придворная дама.

Она то и дело выглядывала из окна, как бы ожидая погони, но кругом было все тихо в темной ночи; быть может, ее посол опоздал или Бурбоны не были приготовлены к внезапному выступлению.

На козлах коляски герцога Гиза дремала Филли. Что снилось ей? Быть может, ее возлюбленный? На сердце у нее было очень неспокойно, она опасалась за участь Дадли и его друзей, хотя герцог поручился ей за их неприкосновенность. Сон одолевал ее от усталости, но уста тихо произносили дорогое имя.

Если бы у Екатерины и зародилось подозрение, что ее планы разоблачены, то по приезде в Амбуаз она могла совершенно успокоиться, так как убедилась, что Гиз не принимает никаких мер предосторожности в смысле охраны короля. Казалось, как будто он боялся только населения Парижа, а Амбуаз считал неприступным.

Местность была сильно укреплена, но герцог, казалось, был того мнения, что крепкие стены и глубокие рвы сами защитят себя. Солдаты назначались больше для придворной службы, чем для охранения валов; большинство мушкетеров – все вельможи из провинции – проводило время на охоте, в попойках или игре в кости. Король наслаждался пением Марии Стюарт; занимались сочинением мадригалов, шарад. Король передал герцогу Гизу все полномочия в деле подавления восстания и наказания зачинщиков, избавив себя от неприятного занятия. Герцог, в свою очередь, казалось, ждал, что к нему приведут закованных зачинщиков; по крайней мере, он не принимал никаких мер к их аресту. Впрочем, это было бы довольно трудно, так как Бурбоны завладели уже несколькими городами.