– Помоги нам Бог и Пресвятая Богородица! – прошептала Екатерина.

Лакей отворил дверь и доложил тихим голосом:

– Герцог Гиз!

Екатерина знаком указала кавалеру на боковую дверь, а сама возвратилась в приемную, где герцог, в парадном одеянии, ждал ее.

Туалет герцога несколько успокоил Екатерину; Гиз был одет для танцев, а не для сражения. Ее беспокойство тотчас же сменилось высокомерием и сознанием победы.

– Герцог, вы заставили ждать себя, – сказала она с легкой иронией, – но я польщена уже и тем, что настоящий регент Франции вообще снисходит до того, что следует моему зову.

– Государыня, власть имеющим предоставляется право глумиться. Вы отлично знаете, как много мне приходится бороться, чтобы хотя сколько-нибудь оправдать доверие моего короля, в особенности с тех пор, как вы стали относиться ко мне враждебно.

– Враждебно? Ваша светлость, это означало бы, что я – мятежница. Вы неразборчивы в выражениях относительно человека, который напрасно предлагал королю свой совет и свои услуги. Я вынуждена к бездеятельности, вот и все.

– Это много значит; это почти означает гибель целой армии.

– Тем не менее вы еще недавно полагали, что без меня можно обойтись. Очевидно, обстоятельства сложились иначе, чем вы того ожидали?

– Ни в коем случае, ваше величество! Если я и сожалею, что лишен вашей помощи, то лишь потому, что не обладаю той ловкостью, с какой вы ведете войско, той молчаливой энергией и искусством предвосхитить все планы противника; но отнюдь не потому, что я сомневаюсь в победе.

– В таком случае я завидую вашему спокойствию! – ответила Екатерина с ехидной улыбкой. – Если мои сведения достоверны, то в скором времени гугеноты готовятся напасть на Амбуаз.

– Мы сумеем встретить их.

– Вы, кажется, очень самоуверенны; следовательно, мое предостережение бесполезно.

– Ваше величество, я ценю это предостережение как доказательство вашего примирительного настроения. Я дорого дал бы за то, чтобы удостоиться такой союзницы, как вы, ваше величество. Наши интересы совершенно одинаковы. Король слаб и нуждается в руководителе. Оба мы – ярые католики и желаем только одного – истребления гугенотов. Если бы мы действовали единодушно, не нужно было бы никакого восстания. Но вы относитесь ко мне враждебно по совершенно ничтожным причинам; вы сердитесь на меня за то, что я защищаю незначительных людей, и за то, что я не вполне подчиняюсь вашей воле. Вместо того чтобы идти рука об руку, мы почти враги. Но еще не поздно нам примириться.

– Нет, поздно, ваша светлость! Вы потерпели фиаско и теперь ищете ради своего спасения моего содействия, которое раньше отвергали. Если я когда-нибудь вмешаюсь в политические дела, то исключительно для того, чтобы спасти Францию, а не исправлять ваши ошибки.