Екатерина смотрела на беспечность Гиза со злорадной насмешкой; в ее план входило дать ему окончательно увериться в ее покорности и тогда внезапно произвести на него нападение. С помощью нескольких тайных приверженцев-гугенотов в Амбуазе, которых ей указал Конде, она установила довольно регулярные сношения с лагерем мятежников; оставалось только назначить день и час, план был выработан в мельчайших деталях. Войска Бурбонов потянулись на юг, чтобы ввести в заблуждение и успокоить Гиза; но между тем в близлежащих местах тайком были распределены надежные люди, которые по данному сигналу должны были соединиться и противопоставить войскам Гиза более чем удвоенную силу. Кроме того, часть стражи была подкуплена, так что в успехе задуманного плана не могло быть ни малейшего сомнения.

День именин Марии Стюарт решено было отпраздновать балом, и Екатерина избрала именно этот день для неожиданного нападения на Амбуаз. Она условилась с Конде, что герцог Гиз должен пасть в борьбе, король вынужден отказаться от короны, а она провозглашена регентшей, взамен чего она обязалась предоставить гугенотам свободу вероисповедания. Но вместе с тем она приняла меры, чтобы арестовать вождей гугенотов, как только дело будет выиграно. Через преданных ей людей она организовала дело так, что в перевороте должны были участвовать главным образом католики, которые в союзе с горожанами Амбуаза должны были похитить у Бурбонов плоды победы.

Таким образом, Екатерина держала в своих руках нити двойного заговора. На случай возможного поражения она решила вечером накануне нападения попросить к себе герцога Гиза и, в видах обеспечения собственной безопасности, в последний момент предостеречь его, зная хорошо, что это уже слишком поздно. В случае смерти Гиза она могла стать во главе отряда мушкетеров, наскоро собранных герцогом, и пойти против Бурбонов, если же, вопреки ожиданиям, восстание оказалось бы неудачным, то своим предостережением она устраняла всякое подозрение участия в заговоре.

Бал уже начался, музыка гремела, маски носились по залам, а герцог Гиз все еще не последовал приглашению Екатерины. Она сгорала от нетерпения и в волнении теребила накрахмаленные рюши своего парадного платья. Неопределенный страх закрался в ее честолюбивую, пылкую душу: а что, если какой-нибудь ничтожный случай испортит столь важный и решительный момент? Герцог, всегда так строго придерживавшийся внешних форм вежливости, заставлял себя ждать крайне оскорбительным образом; он, наверное, должен был быть во дворце, если только какой-нибудь изменник не предупредил его об опасности.