Светлый фон

Что могло быть ближе ревнивому, подозрительному сердцу, как не мысль, что Лейстер – тайный приверженец Марии Стюарт, что он снисходителен к такой вербовке ее сторонников и даже, может быть, поощряет это?

Елизавета высказала это подозрение, и Бэрлей не противоречил.

– Ваше величество, – сказал он, – граф Лейстер так часто отсутствует в Лондоне и так тщательно скрывает цель своих поездок, что ваше подозрение, быть может, и основательно. Говорят, что королева Шотландии очаровывает всех мужчин, и было бы изумительно, если бы граф Лейстер с опасностью для собственной жизни оказывал важные услуги той, которая отвергла его.

– Милорд, – воскликнула Елизавета, вся дрожа от волнения. Она чувствовала, что Бэрлей щадит ее, указывая ей на образ действия Лейстера в такой форме, которая не могла быть обидной для нее, – вы притворяетесь неведающим или вы на самом деле поражены слепотой. Чему обязан граф Лейстер своим положением, как не исключительно моей милости? Что сделал он, чем отличился, чтобы попасть в то положение, какое он занимает? Одним тем – я не стыжусь признаться в этом, – что благоговел предо мною и тем, что его чувство имело больше видов на успех, чем чье бы то ни было другое. Не стану скрывать это; я победила в себе эту слабость, но, клянусь Богом, забыла бы, что я – королева, и стала бы мстить, как оскорбленная женщина, если бы узнала, что он лицемерит, что он шутит со мною, королевой Англии, как будто я – такая же кокетка, как Мария Шотландская. Я послала его в Эдинбург, потому что хотела утешить его разбитые надежды королевской короной. Супруг Марии Стюарт должен был бы остаться моим вассалом. Этой комбинацией я надеялась избавить Англию от войны, а Шотландию от многих невзгод. Неужели он решился обмануть меня? Клянусь вам, голова изменника будет на плахе, если он окажется виновным. Позовите лорда Лейстера! Я желаю говорить с ним.

– Ваше величество, он уже несколько дней в Лейстер-шайре и я благодарю Бога, что вы не увидите его в таком возбужденном состоянии. Если он действительно виновен в обмане, то никто не должен подозревать, что вы именно обмануты им; вы, великая королева Англии, были не чувствительны к любви, вы же будете нечувствительны и к обману и скроете в своем сердце ненависть так же, как скрыли мимолетную слабость. Ни один мужчина в мире не достоин, чтобы ради него вы уподобились обыкновенной женщине; чем равнодушнее ваше презрение, тем величественнее будет ваша месть.

– Лорд Бэрлей, вы и не подозреваете, что происходит во мне. Лейстер знает, что я любила его и ради него готова была забыть свой долг королевы. Он добровольно сознался мне, что не любит Марию, и видел мою радость по поводу того, что он, ставший дорогим мне, не увлекся чарами Цирцеи. Если бы он мог любить Марию, я презирала бы его, так как Стюарт, при всей своей красоте, оскорбляет чувство нравственности, достоинство женщины и королевы. Мне стыдно называть ее своей соперницей; кто обожает ее, тот не может понять меня. В тот час, когда Лейстер сказал мне, что Мария – ничто для него, он стал близок моему сердцу. И неужели же все это было обман, игра? Неужели мой вассал отдал ей свое сердце, а я чуть было не доверилась жалкому лицемеру? Неужели вы думаете, что при этой мысли моя кровь может спокойно течь в жилах и я примирюсь с этой неслыханной обидой, с этим позором, не сняв его головы и не растоптав змеи?