При мысли о Евфимии Владимир едва заметно вздохнул. Слов нет, красавица Ардагастовна. Всем хороша молодая княгиня, но любит-то он, Владимир, всё-таки прежнюю, первую свою супругу, Гиду Гарольдовну. Не ужились они вместе, хоть и родила Гида ему пятерых сынов и дщерь. Уж три года скоро, как разругались крепко. Уехала Гида к сыну Мстиславу в Новгород, обвинив мужа в кознодействе, в том, что лукав он и честолюбие своё, гордость княжескую поставил выше детей своих и их счастья. Дочь Марину выдал за слепого патриция ромейского, сына Святослава едва не погубил, отдав в заложники половцам, а потом обманом напав на стан половецкий и освободив после жаркой схватки у валов Переяславля несчастного отпрыска. Приняла Гида постриг и живёт теперь далеко, в сотнях вёрст от него, изредка посылая грамоты.

Гида была умна, образована, догадлива, дочь Ардагаста в сравнены! с ней — простушка.

Качнув головой, отогнал князь Владимир безрадостные мысли. Отмолвил веско тестю:

— Не для того, боярин, снем я собирал в Любече, чтоб дедовы заветы рушить! Не моё право Киевом володеть. Смут новых, междоусобий не хочу более на земле Русской.

Он резко поднялся с войлочных кошм, дав понять боярам, что совещание окончено.

ГЛАВА 68

ГЛАВА 68

Княгиня Гертруда гневно стучала по полу посохом, заходилась в крике, рвала и метала. Святополк обидчиво кривил уста, косил взором по сторонам, пытался вставить в возмущённую речь матери слово-другое, но поспешно умолкал, так как Гертруда ещё более распалялась и аж визжала от ярости.

Придурок ты вовсе у мя, что ли?! — орала вдовая княгиня. — Экое злодейство сотворил! Василька, оно, ясное дело, не жаль нисколь! Тако ему и нать! Отлились слёзы мои! Сына моего любимого сгубили Ростиславичи, вороги лютые! Но рази ж тако можно было деять! Кто ты топерича?! Клятвопреступник еси! Вся Русь тя ненавидит, презирает, содрогается от делишек твоих! Да что тамо люди чужие — мать твоя в ужасе от содеянного тобою! Как же ты ныне стол киевский удержишь?! Братья на тя поднялись!

— Да охолонь ты, мать, — угрюмо пробормотал Святополк. Вид у него сейчас был, как у пристыженного школяра.

— Сколота[273] новая одному Игоревичу лишь выгодна! Как не уразумеешь сего?! Он ить тя, дурака, и подучил! А ты, вместо того, чтоб разобраться, повёлся на басни его лживые! — продолжала бушевать Гертруда.

Громко шелестело платье чёрного бархат а, нервно дёргалась голова старой княгини, покрытая вдовьим шёлковым повоем, с ожесточением ударял по полу резной посох.

— Обоих их надо было хватать, и Василька, и Давидку, да разбираться, что тамо к чему! Игоревич — сволочь он! И думаю, к гибели сына моего любимого такожде причастен! Василько же — он, может, и ни при чём, в делах сих темных не замешан николи! Прост он и прям! Иначе б в ловушку вашу с Давидкою не полез бы! Рюрик с Володарем — они Нерадца подослали! Одного Господь покарал, зато другой сидит в Перемышле здоровёхонек! Гад! Равно яко и Игоревич твой! Сыскал тож дружка себе! Тьфу!