Вдовая княгиня вышла из палаты, следом за ней постепенно исчез аромат дорогих аравитских благовоний. Святополк кликнул отроков, коротко приказал:
— Созывайте бояр, митрополита, игуменов.
ГЛАВА 69
ГЛАВА 69
ГЛАВА 69
Митрополита Николая, облачённого в святительские ризы, в митре[274] на голове, с панагией[275] на груди и посохом в деснице, сопровождали видные священники и игумены монастырей. Рядом с церковными людьми в строгом чёрном платье шла мачеха Мономаха, вдова Всеволода, Анна. В сухонькую, сгорбленную старушку превратилась с годами некогда красивая, надменная дочь половецкого хана Осеня. С грустью вспоминал Владимир, как гордо вздёргивала она голову, с какой напыщенностью и самодовольством говорила, в каких ярких красочных одеяниях хаживала. Смерть мужа, гибель единственного сына Ростислава, утонувшего в водах беснующейся Стугны после несчастной для руссов битвы с половцами, неудачное замужество дочери Евпраксии сильно изменили Айну. Теперь перед Мономахом стояла слезливая, жалкая старушка, в которой не было ни капли былой гордыни.
Владимир вместе с обоими Святославичами принял митрополита и вдовую княгиню в своей походной веже. Сам он был облачён в подбитый изнутри мехом тёмно-зелёный кафтан, тогда как Олег, к едва скрываемому неудовольствию Мономаха, предстал в полном боевом облачении — дощатой брони, бутурлыках на ногах и шишаке с наносником.
«Рати домогается-таки. Всё мечтает о киевском столе. Ничего, коршун, не получишь ты Киева! Яко ушей своих, не узришь!» — Мономах скрыл в густых рыжеватых усах презрительную усмешку.
— Прошу садиться, гости дорогие! — указал он на расстеленные кошмы.
Айну и митрополита расторопные слуги поместили на мягкие, обшитые бархатом походные стольцы, остальные же расселись на мягкий войлок.
В веже было тепло, в то время как снаружи бесновалась вьюга. Днепр покрылся льдом, и посольство переправилось на левый берег в месте, где река промёрзла достаточно глубоко.
«Мост бы построить, — подумалось вдруг Владимиру. — Древа доброго много, чего скупиться».
Эту свою мысль князь воплотит в жизнь восемнадцать лет спустя. Сейчас же он отмёл её в сторону, приберегая для лучших времён.
— Бояре стольнокиевские и люди простые послали нас к тебе, князь, — обратился к Мономаху митрополит Николай. — И велено передать так. Молимся тебе и братьям твоим, Ольгу и Давиду! Ведаем, что грешен вельми Святополк пред всеми вами, братией своей! Но ныне просит он прощенья. Обещает то, что вы порешите, немедля исполнить и по воле вашей учинить. А мы слёзно молим за него, за себя и за всех христиан киевских. Молим, чтобы вы войны не начинали и разоренье стольному граду не чинили. Се ведь еси град отцов ваших и деда вашего. Ежели же начнёте вы войну, то все ваши неприятели, восстав, придут на вас и разорят землю вашу, кою деды и отцы ваши великим потом и храбростию устроили и оборонили.