Позже, когда стало ведомо Игоревичу о подходе червонно-русского воинства, приносили гонцы иные вести:
Поворотил Игоревич в обрат! Затворился во Владимире, носа не кажет! Спужались вельми воины волынские!
— Хоробростью николи не отличался сей ратоборец, — говорил Володарь с презрительной усмешкой собравшимся на короткий совет в наскоро расставленной веже воеводам и боярам. — Думаю, надо нам идти прямо на Владимир.
— Вельми укреплён сей град! Тяжко взять будет, — покачал головой опытный Верен.
— Да и волыняне за своего князя крепко держатся, не сдадут града. Переветников же средь них не сыскать, — добавил Дорожай.
— Не достать ворога твоего, княже! Не случайно заперся он во граде своём! Боится расплаты за преступленье! — молвил возмущённо молодой Биндюк.
— Ты что скажешь, брат? — обратился Володарь к Васильку.
Лицо слепца покрывала шитая златыми нитями узорчатая повязка-луда, скрывавшая страшные пустые глазницы.
— С двух сторон надобно ко Владимиру подступить, брате, — предложил Василько. — Ты с заходней стороны подходи, я же к Киевским воротам подберусь. Пред тем Всеволож займу. Сей градец сам Давид обещал мне отдать. Ещё в Бужске когда говорили, помнишь?
— Ну, так, — согласился Володарь. — Будь по-твоему. Верен! — окликнул он воеводу. — Твоим заботам поручаю брата моего!
... Разделилось воинство, на восход поскакали ратники. Слепой Василько ехал впереди рати, привязанный к седлу, верный гридень следил за его конём, направлял, когда нужно, по верному пути. Быстро мчалась теребовльская дружина, одолевала холм за холмом...
Утром следующего дня подступили ратные к Всеволожу — городку на речке Турье. Как только подъехали, послал Василько горожанам гонца, приказал, чтобы немедля отворили перед ним ворота. Когда же получил князь-слепец дерзкий ответ: «Ступай, откель пришёл!» — Охватил его безудержный гнев.
Со стен сыпались колкие, острые насмешки, какой-то горожанин взобрался на зубец, поворотился спиной и оголил зад, противно кривляясь и громко вопя:
— Вот вам наш Всеволож! Ну-ка, испробуй, выкуси, слепец!
— Туры, пороки немедля подводите! — вскричал Василько, брызгая от ярости слюной. — Посад сжечь! И ни единого... ни единого человека не жалеть! Всех рубить! Старых, младых! Пущай ведают, какова месть сына Ростислава!
И вот уже поддались и рухнули в пыль под ударами пороков главные ворота Всеволожа, вот воины с высоких туров прыгают на заборол крепостной стены, вот смяты и отступают в беспорядке защитники города, а теребовляне с дружным боевым кличем бросаются вниз со стен. Рубят всех подряд, только и ходят с грозным просверком вверх-вниз окровавленные сабли. Мстят дружинники за беду своего князя, убивают неповинных стариков, жёнок, детей. Горят дома, чёрный дым низко стелется над рябью Турьи. Жители в панике бегут, пытаются скрыться в городском соборе, но и туда врываются озверелые воины, и там, у алтаря, творят безумные убийства.