...Ланка воротилась в тот же день, уже под вечер, вся разгневанная и обиженная.

— Гадёныш Коломан твой! — срывая с головы мафорий, возмущённо изрекла она в ответ на сыновний вопрос. — Не внял мольбам моим! Хоть и призывала я его не губить землю нашу, невинные города и людей не трогать! Епископ латинский Купан и вовсе сжечь меня на костре советовал! Сперва не признал меня вовсе племянничек! Забыл, верно, али вид сделал! Два десятка лет не видались! Отпихнул меня ногой, гад, и тако молвил: «Не достоит царю храбру с жёнами жалкими дружбу имети!» И велел убираться из стана егоного! Тако вот, сыне! Позором покрыл Коломан седые власы мои!

— Иного и не ожидал я, мать, — холодно произнёс Володарь. — Одно остаётся: отбиваться и ждать помощи от Давида!

Круто повернувшись на каблуках, поспешил князь обратно на заборол.

...Посланец от Халдея пробрался в Перемышль по потайному ходу среди ночи. Осушив ковш медового кваса и вытерев усы, молодой гридень оповестил Володаря:

— Хан Боняк принял предложенье князя Давида. Вышли половцы из степи, идут к Перемышлю. Копи у них, яко ветер в поле. Утром, думаю, будут возле стана угорского.

Весть была добрая, правда, боялся Володарь, что начнут степняки творить бесчинства в сёлах, не разбирая, кто их враг, а кто союзник. Но другого выхода у князя не оставалось. После того, как столь грубо обошёлся Коломан с его матерью, никаких переговоров с мадьярами быть не могло.

Ночи в эту пору, хотя и лето стояло, были прохладные. На дворе внутри крепости отроки развели костры. Володарь, набросив на плечи кунтуш на меху, присел возле одного из костров. Смотрел ввысь, вслушивался тревожно в тишину, опасался внезапного вражеского натиска. Решил подняться на стену, ещё раз проверить сторожу на забороле.

Давешний ратник в дощатой броне и полумаске вынырнул откуда-то из темноты. Сел рядом с гриднями, но шелома не снимал, только смотрели неотрывно на Володаря из-под личины глаза, в них отражались отблески огня. Что-то знакомое виделось Володарю в стройной фигуре и в этих выразительных пожирающих его чёрных глазах. Когда гридни отошли от костра, ратник расстегнул на подбородке ремень, резко сорвал с головы шелом с бармицей, стянул барсучий подшлемник. Чёрные с проседью волосы рассыпались по облитым железом плечам.

— Таисия! — тихо пробормотал Володарь.

Он совсем не удивился, наоборот, чувство было такое, словно её и ждал он сейчас увидеть перед собой.

— Да, это я. — Женщина слабо улыбнулась. По лицу вокруг губ побежали складки морщин.

— Как видишь, я стала стара. Но ещё могу помочь тебе. Умею держать в руках саблю. Угры ограбили моих купцов, посланных с товаром в Регенсбург. Хочу отомстить им. Не думай, что из-за тебя я облачилась в доспехи и поднялась на стену. Если бы тебя здесь не было, сделала бы то же самое. Я защищаю свой дом. — Таисия говорила резко, жёстко, отрывисто.