— Скоро меня с вами не будет, — слабым голосом, морщась от боли, пробормотал князь Герман. — Кто из вас, ты или Збигнев, возьмёт бразды правления Польшей, мне неведомо. Скажу одно: остерегись можновладцев. Среди них есть тайные сторонники Володаря. Ты верно говоришь об осмотрительности. Любому правителю нужно уметь обуздывать свои страсти. Что же касаемо Володаря... — Старый князь примолк, прикусил седой ус, затем решительно добавил: — Мне удалось ещё четыре лета назад уговориться с киевским князем Святополком о твоей женитьбе на его дочери, Сбыславе Держись соуза с ним, и всё у тебя будет добре! Ибо князь Святополк враждебен Володарю.

— Вместе мы укротим разбойника! — воскликнул Болеслав.

— Возможно. Но не забывай о можновладцах. Следи за ними. Уразумей, что Володарь для многих из них хоть и враг, но свой! Будучи чем-либо недовольны, паны легко могут оборотиться на его сторону. Всегда помни о том, сын. Теперь же, прошу, оставь меня. Твоему старому родителю надобен покой.

Князь Герман тяжело, опираясь на резной посох, поднялся с кресла.

— Пойду лягу, — сказал он.

Болеслав, склонившись, приложился устами к сухой и жёлтой старческой руке отца, после чего, резко выпрямившись, бросился за дверь.

Князь Герман со слабой, исполненной любви улыбкой глянул ему вслед.

...Клятву свою польский король Болеслав Кривоустый сдержит спустя двадцать лет, когда обманом захватит престарелого Володаря в плен во время ловов. После за огромный выкуп владетель Перемышля воротится домой, и вражда на русско-польском пограничье вспыхнет с новой яростью и прекратится только со смертью Кривоустого. Но все эти события произойдут намного позже и не входят в рамки нашего повествования.

ГЛАВА 99

ГЛАВА 99

Вячеслав Ярополчич возник перед изумлённым Радко внезапно, словно с неба упал. Расстегнул серебряную фибулу, сбросил с плеч алый плащ-корзно, смахнул с чела капельки пота. Стал расстёгивать долгополый кафтан, на ходу сообщая, с чем и почему совершил неблизкий путь до Перемышля.

— Беда, Фёдор! Братана мово старшого стрый Святополк споймал под Берестьем и в поруб кинул! Баил со стрыем, да не слушает он меня, одно речёт: «Коромольник братец твой, Вячко! В порубе сыром ему и место!» Не ведаю, чё и деять. Гневен Святополк! Уж даже и бабка наша, Гертруда, за Ярослава вступалась — отмахивается от неё, яко от мухи!

Сняв кафтан, Вячеслав остался в одной бледно-розовой сорочке и синих расширенных у колен портах. Сел на лавку перед хмурящимся Радко, добавил со вздохом к своему короткому рассказу: