Сведав о проделках десятилетнего отпрыска, Халдей не на шутку встревожился и разгневался. Вызвал сына к себе в камору, долго стыдил его, сокрушённо тряс головой. — Что же это ты творишь? О, горе мне! — отчаянно всплескивал он руками. — Тут служишь князю, стараешься, сил не жалеешь, чтобы вы с матерью жили в покое и достатке, и вот... Всё напрасно! Как же ты мог, бессовестный, на юного княжича поднять длань? Да лучше б руки твои отсохли!

Иван сперва молчал, супясь и опуская голову, но вдруг не выдержал и заспорил с отцом:

— А чё он на меня первым полез? Ну, играли мы во дворе с Вереницами да с Митькою, поварихиным сыном, дак Володимирко прибежал и давай верховодить! То не так да енто не эдак! Ну, говорю ему, чё, мол, распоряжаешься тут?! Мал вельми ещё! Дак он в драку! Мол, княжич еси! Ну, съездил я ему, чтоб не лез боле! Дак расхныкался, обиделся, убёг! Потом сызнова полез! Холоп еговый нас разнял!

Халдей в отчаянии схватился за голову.

— Потерпеть не мог ты будто?! Будущий князь пред тобой, старший сын Володаря. Ему, вероятней всего, служить тебе предстоит! А ты так себя ведёшь!

В разговор вмешалась вошедшая на шум супруга Халдея. Заметно пополневшая за последние годы, отъевшаяся на перемышльских харчах, облачённая в длинную белую столу греческого покроя, белая куманка быстро сообразила, в чём дело, и приняла сторону сына:

— Когда бьют, всегда надо уметь дать сдачи! Верно ты поступил, Иван! Да пусть Владимирко хоть трижды князем будет! Обиды терпеть храбрый воин не должен!

— Что мелешь?!. — змеёй зашипел на жену Халдей. — Сын мой будет не простым воином, которому заменяют дом голубое небо и бескрайняя Степь и которому сабля — лучшая подруга. Я на княжеской службе гораздо большего достиг и хочу, чтобы дети добытого мной не растеряли. Запомни, Иван, князьям надо уступать. Можно, конечно, поспорить, не согласиться где-нибудь на совете в палате, но драться тебе отныне с Владимиркой запрещаю! Чтобы сегодня же перед ним извинился!

— Вот ещё! Не буду! — заупрямился Иван.

— Будешь, ещё как! — разозлился Халдей. — Немедленно пойдёшь к нему и признаешься в своей вине, испросишь прощения! Ну, иди!

Мальчик послушно вышел.

— Учишь сына угождать! Иудейская кровь в тебе играет! — презрительно сморщившись, бросила в лицо Халдею жена.

— Замолчи, неразумная! — всплеснув руками, прикрикнул на неё Халдей. — Так будет лучше и для Ивана, и для нас с тобой, — добавил он уже спокойно. — Следует думать о будущем. Давно мы живём здесь, в Перемышле, но ни я, ни ты не стали в этой земле своими. Люди помнят, что ты — дочь солтана, а я — хазарин из Таматархи. И я хочу, чтобы нашего сына они не считали чужим. Надеюсь, ты меня поняла.