— С нами играют как с малыми детьми. Нас постоянно путают и водят за нос, — бормотал я, не обращая никакого внимания на Калугина. — Шлёпают по плечу… Эй, дружок! Ты оборачиваешься, а там уже никого нет… А тебе уже дают хорошего пинка под зад… Эй, парень! Куда ты смотришь?! Вот так и вертишься всю свою жизнь.

Я перевёл дух и продолжил:

— Вся наша жизнь — это сплошная фальсификация. Нас выпускают с отлаженного демографического конвейера, как самых настоящих биороботов. Генетически комплектуют, программируют, создают разные модели. Отработал срок — утилизируют. Но самое смешное заключается в том, что мы даже не догадываемся о своём предназначении. Мы производим нечто для кого-то без нашего понимания этого процесса. Мы не видим, что происходит вокруг нас, потому что наши органы чувств настроены таким образом, чтобы фильтровать общую информацию, превращая её в субъективный поток. Если бы люди узнали, для чего они на самом деле существуют, многие просто отказались бы жить. Но нам внушают мысль, что мы уникальны, и это даётся в комплекте с инстинктом самосохранения. Интерес к жизни поддерживают с помощью неосознанных рефлексов и скрытых мотивации. Бойся смерти! Ты должен жить при любых условиях. Смотри, парень, самоубийство — это великий грех! Ты даже не имеешь право распорядиться собственной жизнью, потому что это чужая собственность, потому что ты — раб Божий. И это в лучшем случае, а в худшем — мы просто забытая всеми и заброшенная среди космоса популяция. Лично у меня венец природы давно облетел.

Я повернулся и увидел Калугина: его голова свалилась на грудь, и он сладко спал под моё воркование. Он даже слегка посапывал. Я аккуратно поднялся с лавочки, чтобы не разбудить его, и пошёл в гостиницу.

Я побоялся сразу же заходить в номер и решил слегка подготовиться к разговору с женой: постоял на общем балконе и подумал о том, какие буду приводить аргументы в свою пользу, но в голове была такая путаница, что я решил импровизировать, а по большому счёту мне было просто плевать.

— Да пошли вы всё! — крикнул я, выходя с балкона, и мой крик потонул в мягких ковровых дорожках.

В конце коридора электронные часы показывали «02:25». Дверь с табличкой «236» была слегка приоткрыта. Когда я толкнул её и смело вошёл в номер, то увидел спящую жену, свернувшуюся калачиком поверх одеяла. Она спала одетая: наверно, ждала меня и не дождалась. Тихонько работал телевизор, бутылка была пустой, пепельница забита окурками, балкон распахнут, и в проёме зияла тёмная южная ночь.

Я сел в кресло и начал разглядывать спящую жену, и тут моё сердце сжалось от боли. Мне показалось, что у меня случился микроинфаркт. Лихая пьяная бравада прошла, как только я увидел эти родные черты лица, эти перламутровые веки с длинными ресницами, эти трогательные розовые щёчки, как у младенца, и запёкшуюся на губах слюнку.