— У тебя была когда-нибудь горячка? — спросил Калугин.
— Нет, — решительно ответил я, но после некоторой паузы согласился: — Да… Наверно… Наверно, это была горячка. Совсем недавно. Я видел бесов своими собственными глазами, как тебя сейчас. Они выбросили меня из лифта, который опускался в ад. А ещё в номере со мной разговаривал Сатана… Он принимал разные обличия и даже был моим отражением в зеркале. Он разговаривал со мной моим же ртом.
— Пойми, — сказал Калугин вкрадчивым голосом, словно боялся вспугнуть птаху здравого смысла, севшую мне на плечо, — алкоголь стирает границу между реальностью и нашими иллюзиями. Напрочь стирает, но происходит это незаметно, постепенно. Ты даже не замечаешь как переходишь эту черту. Ты даже поверить не можешь, что это уже не реальность, настолько это всё правдоподобно.
— У тебя было?
— Да.
Мы замолчали, а через некоторое время он спросил:
— Ты хотел когда-нибудь убить… без всякой на то причины?
— Нет. Никогда. — Задумался. — Но я довольно часто встречал людей, к которым мне
— Что?! Ты хочешь сказать, что ты убивал людей?! — воскликнул Калугин; в его взгляде появилось явное недоверие.
— А ты не убивал?
— Я был на двух войнах.
— Я тебе, Андрюша, так скажу: вся моя жизнь была войной, с самого детства, и эта скрытая война давно идёт на земле. Я окунулся в это противостояние, как только пришёл в детский садик, а потом была школа, пионерские лагеря, дворовые разборки, кабаки… Ну а в конце восьмидесятых наша страна окунулась в омут гражданской войны. Столько повылазило нечисти, столько было пролито крови на улицах наших городов. Это была всё та же война добра со злом — война, которая продолжается уже тысячи лет и которая когда-нибудь закончиться Армагеддоном.
— Ты, наверно, думаешь, что стоишь на стороне добра? — спросил он с некоторой иронией.
— Первого человека я убил, когда мне было семнадцать, — продолжал я, оставив его вопрос без ответа, а он внимательно меня слушал, и на лице его не осталось даже тени сомнений; он понимал, о чём я говорю, потому что сам прожил такую же жизнь. — Я ни секунды не раскаивался, что совершил это убийство. Во-первых, это была самооборона, как и во всех остальных случаях. Во-вторых, эта была конченная тварь, вся сплошь покрытая блатными наколками, и во всех остальных случаях это были такие же нелюди, которым туда и дорога. Если бы мне дали возможность прожить свою жизнь заново, я бы поступил точно так же.
— Андрюша, откуда на земле столько подонков?! — спросил я с надрывом. — Ведь все когда-то были детишками, учились в школе, читали сказки о богатырях, которые воюют с нечестью. Как они потом выходят на эту кривую дорожку с кистенём? Убивают людей? Насилуют женщин, детей? Что за метаморфозы происходят с ними в период полового созревания? Откуда берётся столько безотчётной злости?