— Я бы удивился, если бы это был «Солярис».

— Ну хватит дурака валять… Зачем приехал? — строго спросила она, и тут же ласково промурлыкала: — Или одумался?

«Куда её понесло!» — подумал я, откровенно разглядывая её выпуклый бюст и загорелые рельефные ляжки.

— Дело у меня есть к тебе, Маргарита, — ответил я официальным тоном. — Дело очень важное, ответственное. Скажу так, судьба моя решается, и от тебя зависит многое.

— Фу, какой ты не интересный! — разочарованно воскликнула она. — А я подумала, что ты решил меня трахнуть. Даже сосочки набухли от таких мыслей.

— Сосочки у тебя, конечно, бесподобные, — согласился я. — Ну зачем ты прикидываешься похотливой дурой? Ты ведь не такая на самом деле. Это у тебя просто — защитная реакция. Своеобразный комплекс. Потому что всю твою жизнь мужики хотели тебя только трахнуть, а твоя душа, твои переживания были никому неинтересны.

— И слава богу, — огрызнулась Марго. — Терпеть не могу, когда лезут в душу.

— Пускай лучше лезут в трусы, — добавила она с циничной ухмылкой.

— Они не видели в тебе человека, — продолжал я, не обращая внимания на её выпады. — А ты для меня в первую очередь — человек, и только потом уже — привлекательная особа. И я уважаю…

— Хватит пороть чушь! Ты меня просто не хочешь! — рявкнула Марго.

Я опустил глаза в пол, чтобы она не видела их выражение, и начал моросить какую-то глупость:

— Поверь мне, Марго… Всё гораздо сложнее… Я очень тебя хочу… Очень… Но я не могу… не могу перешагнуть через… Короче, дело не в тебе.

— Это всё из-за той девицы, про которую ты обмолвился вчера?

— Не совсем, — ответил я и замешкался…

На самом деле всё было гораздо проще… Когда я замолчал, то понял простую истину: сексуальное влечение к женщине формируется на базовых животных рефлексах, и сознание в этом процессе играет второстепенную роль. А ещё я вспомнил маечку Марго на вешалке в ванной, рядом с полотенцами, — я ненароком почувствовал её запах и потом уже из любопытства, совершенно намеренно, окунул своё лицо в этот резкий, неожиданный, неприятный фимиам. Запах женщины может сказать о ней гораздо больше, чем развёрнутый психологический портрет.

Чуть позже она накинулась на меня и повалила на пол, но всё уже было кончено, хотя совсем ещё недавно она была для меня фетишем, смерть несущим ангелом, чёрной пантерой, убивающей винторогих козлов. За сутки до этого я даже мечтать не мог, что она будет рвать «болты» на моей ширинке, а потом раскроется словно небывалая чёрная дарлингтония с красной липкой сердцевиной, губительной для доверчивых мотыльков, — но несмотря на весь этот эротический ажиотаж, мне хотелось закричать: «Умоляю, не трогайте мою писю!» Всё было прекрасно в этой девушке, кроме запаха: он показался мне слишком враждебным, с привкусом крови или сырого мяса.