— Эх, аркадаш, товарищ Дидов! Я против помещик, буржуй, мое сердце — пролетарский сердце. Я теперь крепко знай, что Абдулла Эмир — враг бедный татарин. Я к тебе пришел. Ваш красный люди — мой душа, мой брат, мой сердца, — и он коснулся рукой груди.

Мышкин многозначительно посмотрел на Байдыкова.

— Одиночка, — сказал он.

Киричаев, услышав, живо возразил:

— Нет, дорогая товарищ, еще есть бедный татарин, он тоже хочет советский власть. Он придет сюда… Я ему скажу, и он придет сюда.

— Да, закрутили вам головы ваши мурзаки, — сказал Мышкин.

— Верно, — горячо подхватил Киричаев, — очень много наш татарский помещик обманул свой бедный татарин! Ну что будешь делать, когда люди слепой, аллах боятся! Темный люди, все боится помещик…

Киричаев рассказал историю своих скитаний, после того как он переехал из Кубани с Дидовым на лодке в Крым. Подробно передал, как он скрывался в горах, поймал эсера Войданова и Абдуллу Эмира, приехавших к морю охотиться, и как потом отпустил на волю эсера и бросил мурзака Абдулу Эмира с обрыва и считал его разбившимся насмерть.

— Ну вот, пожалел их, а они вон, подлецы, что теперь делают! — с упреком бросил Петька.

— О, товарищ, — воскликнул Киричаев, перебивая Шумного, — я теперь все знаю! Мы крепко будем бить, бить буду свой Абдулл Эмира! Все помещик будем бить. Возьми меня на свой отряд, — обернулся он к Дидову. — Я не хочем сидет там, на гора, прятай больше не буду свой голова. Принимай меня, я верная татарин.

— Давно бы так! — подхватил Мышкин. — А то в семнадцатом турков да помещиков своих послушались и пошли против революции.

— Я на Красная гвардия был!

— Не о тебе речь.

Мышкин поглядел на Дидова, затем на Байдыкова. Спросил:

— Ну что, товарищи, принимаем? Значит, ты, Степан, его знаешь?

— Возьми, пожалиста! — опять взмолился татарин, сложив руки на груди. — Мы хороший кавалерия будем.

— Бедняк ведь, — заметил Шумный, сочувственно поглядывая на Киричаева.

— Я беру его, — сказал Дидов, — Давай коня, пошли!

…Белые стягивали из деревень находившиеся там части.

На следующий день, пятнадцатого марта, неприятель стал приближаться к каменоломням.