Литкин опустил голову, губы его вздрагивали.

— Мы пришли выручать их во имя спасения рабочих. А кто прав, кто виноват — скрыто за мглой революции… Арестованные рабочие и крестьяне каждую минуту могут быть расстреляны, — сказал Литкин с мольбой в голосе. — Мы вас умоляем выпустить офицеров, дабы избежать пролития крови мирных и ни в чем не повинных граждан… Поймите: профсоюзы, дума и другие организации и учреждения в тяжелом, безвыходном положении… От вас зависит спасение жизни тысяч людей… судьба города… Пушки англичан наведены на город… Он превратится в груду развалин… Если вы откажетесь освободить полковника Коняева…

— Это за одного палача! — горячо воскликнул Бардин. — За палача, присланного истреблять народ… А ведь англичане пришли сюда, кажется, с «визитом вежливости»?

— Они будут расстреливать народ в белых перчатках, — зло дополнил Пастернаев.

Наступило молчание.

Горбылевский многозначительно посмотрел на делегацию.

— Придется вам подождать. Соберется народ — сам решит…

В это время в карьер спускался обоз. На телегах громоздились корзины, узлы, подушки, блестели самовары, голубели кастрюли. По сторонам шли мужчины, женщины, подростки. Некоторые женщины несли грудных детей. Обоз остановился. Петька Шумный и крестьянин с запыленной бородой подошли к Колдобе.

— Это беженцы-крестьяне, товарищ командир, — доложил Шумный, приставив по-военному винтовку к ноге.

— Мы бежим от белых… Крестьяне мы, — быстро пояснил старик, подходя к Колдобе. — Примите, Христа ради, нас, страдальцев… Надо разгрузиться…

— У них мертвые есть, — добавил Петька.

— Мертвые? Откуда же вы? — спросил Колдоба, внимательно всматриваясь в крестьянина.

— Бежим мы из-под самого перешейка. Там теперь белые всех изгоняют… Укрепляются там… А убитые… Это вот тут, недалеко, татары напали… Прямо по детишкам палили… Куда деваться?.. Что ж это делается на божьем свете?!

От обоза донеслось надрывное женское рыдание.

— Ой, миленькие, помогите… Сыночек, дитяточко мое…

— Должно, ищо умер кто-то, — промолвил крестьянин и заспешил к обозу.

Вызванные отрядный врач и санитары начали снимать с подвод убитых и раненых женщин, стариков и детей. Убитых положили в тени, одного подле другого. Родственники и знакомые падали перед покойниками на колени, целовали их руки, лица и надрывно плакали, причитали. Раненая, поседевшая молодая женщина на коленях отползла в сторону, держа на руках только что умершего двухлетнего мальчика. Не отрывая взгляда от раны, зияющей на его ключице, она покачивала бездыханное тело на руках, что-то напевала и все припадала к еще не остывшему тельцу, прижимала его к себе.