Петька был оглушен грохотом новой канонады. Он выскочил из окопа и очутился в залитой горячим солнцем лощине, по которой двигалась его рота под командой Удедова. Он на ходу узнал, что она послана в обход врагу с фланга. Дело, говорили, предстояло опасное, но Петька старался об этом не думать.

Над головами двигавшейся вперед роты с воем пролетел тяжелый снаряд. Верхушки старых акаций, тянувшихся вдоль села, сгибались от ветра. Петька, оглядываясь, сказал:

— Вот это да!

— Что, понравилось? — спросил боец с широким, красным лицом.

Петька засмеялся.

Выпрыгнувший из карьера и куда-то спешивший командир Колдоба, пробегая мимо Петьки, улыбнулся и сказал, сверкая из-под черных усов белыми, как сахар, зубами:

— Это шальной снарядишка.

— От такого обидно умереть, — сказал Петька.

Орудийная стрельба внезапно оборвалась. Но сильнее затрещали пулеметы и отчетливее стали слышны человеческие голоса.

— Там врукопашную пошли! — проговорил Петька, и по спине его пробежали мурашки.

Солнце светило все ярче и ослепительнее. Становилось жарко. Рота прошла лощину и залегла на возвышении. Ей были видны линия хребта и равнинка, на которой шла ожесточенная схватка моряков с юнкерами.

Партизаны, спрятавшиеся за обрывом карьера, припав к земле, следили за ходом боя и ожидали приказа ринуться на подходивших спешившихся ингушей и татар.

Шумный будто не слышал грохота снарядов, свиста осколков и жужжания пуль. Он, стоя на коленях, из-за камня с юношеским азартом следил за действиями отважных моряков.

Позади роты вдруг совсем близко взорвались снаряды и взлетел желтовато-белыми облаками известняк. Дымной пеленой затягивало все поле, а из-за дыма где-то в отдалении поднимался и все нарастал многоголосый рев:

— А-а-а-а!

Вдруг по рядам отряда пронеслась тревога:

— Прорвались! Отрезают!

Петьку так поразили густота нахлынувших белых войск, их размеренное, напористое движение, что он забыл об опасности и встрепенулся лишь после того, как противник прорезал деревню и молниеносно пересек территорию каменоломен.

— Почему же мы лежим? Ведь мы останемся отрезанными, — раздался чей-то голос около Петьки.

В этот миг перед засевшей ротой выросла и остановилась коляска, замаскированная ветками. Из нее вышел, припадая на костыль, комиссар отряда Ковров.