В эту минуту в самом углу госпиталя полыхнул, словно из-под земли вырвался, огромный факел. Под его длинным языком огня показались две женщины в белых косынках и двое мужчин — они несли что-то на носилках.

— Посторонись! Дайте дорогу!

Лица больных повернулись в сторону факела. Многие стали снимать шапки с голов.

На носилках неподвижно лежал матрос. Его крупное лицо почернело. Бледные, прозрачные руки были скрещены на груди. Георгиевские ленточки от бескозырки пламенели на широком его плече.

— Прощай, товарищ!.. Прощай, братишка!..

Дидовченко подбежал к санитарам.

— Кто это? — спросил он торопливо.

— Это Алешин, — мрачно отозвался санитар.

Дидовченко стиснул зубы и зажмурил глаза, из-под его распухших век выступили слезы.

— Семь пуль в груди, — печально проговорил он подошедшей Ирине. — Это был веселый богатырь.

— Николай Семенович, где же доктор Хлебников? — спросила Ирина, всматриваясь в глубь туннеля, по которому понесли матроса. — Николай Семенович, надо сейчас же взять раненого на стол, — показала она кивком на рабочего, от которого только что отошла.

— Да, не задерживаться! — сказал Дидовченко, как бы очнувшись. — В операционную… Нас там ждут.

Они прошли в тот узенький прорез туннеля, из которого санитары вынесли мертвого матроса, и очутились в просторном круглом тупике, освещенном лампами. Здесь тоже было много раненых. Они сидели, лежали на носилках и стояли под стенками, терпеливо ожидая операций и перевязок. В самой середине тупика вокруг стола молча работало человек семь в белых халатах. Они хлопотали около ругающегося сквозь наложенную на лицо и смоченную хлороформом салфетку партизана.

— Ах, господи! Ирина Васильевна! — вдруг раздался громкий голос возле операционного стола, и тут же от него отделилась фигура в белом халате, кое-где измазанном кровью.

Навстречу шел высокий, красивый, с роскошной седоватой бородой доктор Хлебников.

— И вы здесь?.. Жму вашу руку! Вы видите, что делается!.. Но какие люди! Какие люди!.. Вы не бойтесь…

— Не беспокойтесь, — возразила Ирина. — Наш врачебный долг…

Красивое лицо Хлебникова неожиданно просияло. Ему было приятно и радостно оттого, что эта нежная, молчаливая женщина проявила решительность.

— Да, Ирина Васильевна, — взволнованно и торопливо заговорил Хлебников, — помочь больным — это наш непременный долг. Признаюсь, я оправдываю этих людей, что они так поступили с нами! А иначе что же? Гибель этих людей!.. И каких людей!.. Может быть, с нами, интеллигентами, надо было еще в начале революции не церемониться, а вот так, за шею, и без всякого Якова тянуть нас к народу, к революции. Народ льет кровь, спасает родину и свободу. А мы?.. Ну-с, что же мы стоим? За дело, за работу! — Он решительным шагом направился к столу.