— Аня! Дочечка!.. Что стряслось-то? — допытывалась мать, встревожившись.

— Как я буду теперь без него? — пробормотала Аня упавшим голосом.

— Да о ком ты? Уж не о Петьке ли?.

Аня повернула к матери залитое слезами лицо.

— Отца арестовали.

Мать отшатнулась от дочери, всплеснула руками и зарыдала:

— Мартынушка!.. Ох, горе горькое…

Аня подперла руками голову и так, согнувшись, долго сидела, глядя мутными от слез глазами в одну точку.

2

Не успела Аня опомниться, как к ней пришли несколько самых надежных товарищей-подпольщиков. Здесь были Стасов, старик художник, комсомолка Сытина, Ермолай Николаевич, бывший помощник Березко по рыбацкой ватаге, Таня и один рабочий-юноша.

— Вот плакала… А зачем плакать? — медленно произнесла Аня. — Может, это и хорошо для сердца, и для нас, женщин, слезы большое облегчение… да сейчас этим не поможешь себе! — закончила она, хотя голос ее все еще дрожал.

— Верно, Анка, плачем горю не поможешь, — заметил Ермолай Николаевич хрипловатым голосом и на мгновение потупил свои большие усталые глаза. — Теперь у нас одно — беспощадная месть врагу!

Собравшиеся долго перебирали все способы и возможности, как помочь Березко, как вырвать его из застенка контрразведки, где томилось уже столько лучших людей города.

Стасов, отпуская подпольщиков, посоветовал им использовать все свои связи, установить наблюдение за зданием контрразведки, хотя плохо верил в успех предпринятой операции.

Оставшись вдвоем со Стасовым, Аня сказала, что должна будет уйти для переговоров с Ковровым, который уже назначил ей день и место встречи.

На другой день, когда солнце уже спустилось за горы, Аня пошла на свидание с партизанами. Ей нужно было выйти из города, пока разрешалось хождение по улицам.

Вечер был тихий и ясный. Жизнь на улицах медленно и печально замирала. Аня посматривала по сторонам, сердце ее сжималось от тревоги, и это состояние томило ее до тех пор, пока не оказалась позади последняя хатенка.