Колдоба улыбнулся, когда услышал Петьку Шумного, разговаривавшего с бородатыми партизанами. Бледное, исхудалое лицо Петьки с припухшими веками казалось совсем детским.

— Нет, не может быть, чтобы это случилось! — говорил Шумный, широко раскрыв голубые глаза, и сразу оборвал свою речь, будто ждал, что сейчас на него обрушатся все и закричат в один голос: «Что ты там понимаешь, молокосос!»

Но никто не возразил Шумному, только один старый рыбак недоверчиво покачал головой.

Тогда Шумный горячо вскричал:

— Этого не может быть! Они идут, идут! Красная Армия не уйдет из Крыма.

Партизаны молчали.

Колдоба провел ладонью по бороде и задумался. На мгновение мелькнула у него мысль о безнадежности положения всего отряда. Ведь и в самом деле Красная Армия может отступить, тогда конец. Но Колдоба отгонял эту черную мысль и вновь с улыбкой смотрел на Петьку. «Такие умеют верить», — подумал он и вспомнил, что комсомолец Шумный пришел один из первых, когда еще и отряда-то не было. Он пришел в «скалу», преследуемый белыми за участие в Красной гвардии в восемнадцатом году. Колдоба сразу отметил его как аккуратного и ловкого разведчика и часто беседовал с ним, рассказывая ему о боях на германском фронте, о революции, о задачах партизан.

Потом Шумный попал в десятидневную осаду, и это было его первое серьезное крещение огнем. Перед глазами Колдобы встала картина: парнишка, совсем голый, в крови от ушибов камнями, сидел, прижавшись к стене, и мелко дрожал, как щенок, вынутый из ледяной воды. Он плакал, стучал зубами, просил выпустить его наверх, боялся темноты. В глазах Колдобы замелькала в темноте голая фигура парнишки с фонарем в руках, быстро-быстро уносившего ноги в даль туннеля.

Шумный тогда был пойман партизанами и приведен к Колдобе, который мягко уговаривал его, как отец, смеясь над ним добродушно:

— Вот так комсомол! Вот так парень! А говоришь: «Я — мастеровой. К девкам хожу». А вот если я девкам-то твоим все расскажу, а?

Воспоминания Колдобы прервал голос Шумного:

— Товарищи, вон там заход есть, он далеко от других, у самой крайней хаты. Там и часовых почти не бывает. Смело можно оттуда вырваться. Я сам все разведал. Что ж, сидеть и погибать? Уж лучше ударить по гадам как следует — да и Красной Армии помочь. А уж умереть — так умереть с пользой!

Колдоба приподнялся, взволнованный смелостью слов Шумного.

— Нас несколько сот, которые еще могут драться и наделать такого, что никакому генералу во сне не приснится!

— Что и говорить, — неожиданно поддержал Шумного бородатый партизан, — мы еще можем кое-что натворить. Нам только бы вылезть опять наверх да обойти хорошо беляков. — И он угрожающе взмахнул кулаком.