3

Все гуще стлалась копоть от факелов, и в убежище партизан становилось мрачнее и тревожнее.

Колдоба сидел на каменной плите, сгорбившись и свесив ноги в тяжелых сапогах. Огромная его фигура говорила о необычайной физической силе, а накаленный волей и решимостью взор серых глаз позволял догадываться о его не меньшей духовной силе.

Колдоба смотрел в даль туннеля: люди шевелились в сумраке странными тенями, напоминавшими колыхание больших водорослей на дне морском сквозь голубую прозрачную воду.

На бледном, изможденном лице Колдобы как в зеркале отражались глубокие страдания за этих людей, ожидающих смерти.

Думы о том, как вывести доверенный ему отряд из тупика, как спасти его от гибели, терзали Колдобу. Желание начать борьбу с еще большей силой возбуждало без меры живой его ум. И этот твердый человек готов был заплакать при мысли о невозможности спасения отряда, об угрожающей всем бесполезной смерти под обвалившимися глыбами катакомб,

Колдоба страдал, не выдавая внешне своего глубокого волнения. Никто из партизан не знал о его сомнениях, да и мог ли кто знать, когда все были уверены, что Колдоба все же найдет выход!

Колдоба растянулся на плите, приник к камню грудью и сжал руками виски, опершись на локти.

Мысли нахлынули на него, как прилив на крутой берег.

Партизаны лежали, скорчившись от холода и сырости, жались друг к другу и так, сплошным пластом, согревались и засыпали.

Слышались храп и сонные выкрики, невнятное бормотанье… Кое-где приподнимались головы, дико осматривались во сторонам, опять падали.

Шумный с Ковровым забились в угол, прижимаясь к большому телу Ставридина. Горбылевский надрывно кашлял и стонал.

«Что там, наверху, за этой толщей земли? — думал Колдоба. — Что торится за чертой, отделяющей живых от мертвых?»

И он ясно представлял себе Акмонайский перешеек, две сражающиеся армии, разрывы гигантских снарядов, лопающихся огненными султанами на стыке узкого перешейка.

Колдобе минутами казалось, что он во главе партизан уже занял город, разгромил все белые части и двинул свои отряды в тыл противника, на перешеек. И вот ударил атакой по укреплениям врага, смял его и соединился с Красной Армией…

Мечтанья Колдобы прервал отчаянный крик:

— Бей! Идут!.. Ура!

С Колдобы спало оцепенение, он вскочил, глядя на высокого матроса, окутанного пулеметными лентами. Матрос шатаясь стоял среди спящих партизан.

— Ро-о-о-та, пли!.. Ура! — кричал матрос, делая странные движения руками, словно потрясая винтовкой. Вдруг он согнулся и стал громко шептать, оскаливая крупные белые зубы: — Вот они… идут… идут…