Лошадь легко, словно кошка, перепрыгнула во двор. Денщик ротмистра очутился возле.

— Эй, казаин! — ломая язык, крикнул Мултых, подъезжая к низенькой двери глиняной лачуги, — Иван, крикни посильней, — приказал он денщику.

— Слушаюсь, господин ротмистр! — выпучил глаза денщик и свирепо заорал: — Хозяин! Выходи, магометанская рожа!

Он поглядел на Мултыха. Ему хотелось узнать, понравился ли такой усердный крик командиру.

Мултых усмехнулся:

— Молодец! Кричи сильней.

Денщик набрал воздуху и гаркнул:

— Эй, бабасены, аврадины, выхо…

Не успел он прокричать слово «выходи», как открылась низенькая дверь. Нагнувшись, из нее выглянул старик татарин.

— Тютюн вар? — строго спросил Мултых.

— Вар, вар, господин аписер.

— Что?! Что?! — закричал на него Мултых. — Выговаривай же, татарская морда, как следует!

Он пришпорил кобылу, направляя ее на старика. Тот опустился на порог, заслоняя голову сухощавой, черной рукой.

— Давай табак, слышишь?

Старик вскочил, побежал внутрь хижины, взял ручной работы, сияющий золотой отделкой кисет, уложил туда табак и вынес с поклоном Мултыху.

Рука в лайковой перчатке взяла длинными вальцами кисет, сжала его цепко, хищно.

— Пожалуйста, мы урус бельмем джаном, джаном. Иди наши сарай, кофе, каймак кушай.

Старик татарин с искаженным от страха лицом приглашал офицера выпить кофе со сливками.

Мултых соскочил с лошади, передал поводья денщику и, любуясь кисетом, весело похлопал по плечу татарина:

— Не бойся, бабай! Мы не большевики.