Ротмистр задрал голову, прищурился, посасывая трубку.
— Ты мне лучше скажи: дочка у тебя есть?
Старик разобрал только дна слова: «дочка» и «есть», по сразу догадался, чем интересуется офицер.
— Иок кыз, — испуганно прошептал старик и затем поправился по-русски: — Нету дочка, не родил еще.
— Врешь! Спрятал, верно! — крикнул Мултых и, звеня шпорами, прошел в соседнюю комнату.
Там никого не оказалось. Ротмистр покраснел от злости. Он отлично помнил, как вольноопределяющийся его отряда, татарин, расхваливал красоту дочери этого старика.
— Черт старый! С кофеем пристаешь, а дочку прячешь. Говорят, красавица она у тебя. Ну, покажи, чего трусишь, не съем!
— Вот тебе святой бог аллах, мой дочка на Симферополь пошел. Дома нема ему.
Мултых посмотрел на часы.
— Ну, счастье ее, нет времени валандаться. — И вышел из дома, пряча в карман вышитый кисет.
Лишь удалился топот копыт, старик закатал войлок, открыл погреб и прошептал нежно:
— Алиме… Алиме…
В школе готовились к празднеству. Убирали зал в восточном вкусе. Выброшенные парты горой громоздились во дворе. Казаки и чеченцы рыскали по деревне. Их кони легким скоком, шутя перепрыгивали через низкие каменные изгороди. Казаки врывались в дома, снимали ковры, тащили посуду и, навьючивая на лошадей, везли в школу. Ловили барашков, лезли в курятники, душили птиц, спускались в погреба, забирали брынзу, масло, сметану. Беспомощные, забитые татары только жалостно чмокали губами, глядя, как расхищается их добро, нажитое долгими годами труда. Мултых любовался грабежом, гордясь своими «орлами» — кубанцами и чеченцами, умеющими добыть и вино, и пищу, а под конец всего и женщин.
Вот они — казаки и чеченцы, любители военной вольности, большие охотники до крестов, медалей и чинов, жадные до попойки.
Трещали костры. Голубой дымок струился к небу, застывшему в зное. Около костров на досках, на войлоках, на дверях, сорванных с ближайших домов, рядами лежали жареные ягнята. На разостланных брезентах в разной посуде и просто грудами громоздились свежий овечий сыр, масло, птица, фрукты, буханки хлеба. Казаки рубили шашками на куски молодых жирных барашков, бросали их в круглые тазы, ставили на огонь. Мясо кипело в сале. Чеченцы насаживали на пики целых овец и жарили на кострах. Кругом шипело, фыркало и вкусно пахло.
Все это делалось весело, с прохладцей, с матерными шутками.
— Эй, ребята, гляди — горилка прибула!
— И справди горилка, дывысь.
Два дилижанса, наполненные бочками крымского вина, подкатили к школе.