В это время из-за угла вылетел ротмистр Мултых с конвоем чеченцев.

— Привели?

— Привели, — ответили юнкера, ограждая арестованного от разъяренной толпы.

Мултых соскочил с лошади. Денщик, подобрав поводья, отъехал в сторону. Ротмистр протолкался в середину толпы, выхватил шашку и заорал:

— Шире круг, господа офицеры!

Он быстро повертел над головой сверкающим казачьим клинком, выгибаясь всем туловищем, позвякивая шпорами, словно базарный фокусник, собирающий зрителей.

Офицеры с подобострастным смехом осадили назад.

Арестованный, бледный, с трясущимися губами, не сводил глаз со сверкающей шашки.

Мултых подошел к нему, строго посмотрел в глаза, затем надел лайковую перчатку, ткнул его кулаком в подбородок и спросил:

— Ты кто?

Арестованный вздохнул.

— Я с деревни, ваше благородие. Наше дело мужицкое: подошла пора, сено поспело, грабли и вилы надо, я и приехал купить, а тут вот беда какая господня — задержали.

— Врешь! — рявкнул Мултых и ударил крестьянина по губам.

На рубаху брызнула кровь.

— Накажи меня бог, за граблями приехал! — захлебываясь кровью, говорил крестьянин, приседая к земле, не в силах удержаться на ногах. — Пускай покарает меня господь, ежели не так.

Офицеры подталкивали друг друга, тихо смеялись. Мултых чувствовал на себе общее восхищенное внимание и, как истый артист, выдерживал паузу, тыча концом шашки в ноги крестьянина.

— Говори правду, голову снесу! — пригрозил Мултых.

— Ваше благородие, я и своим деткам, которых у меня четверо, закажу не ходить в город. Пустите меня до дому, помилуйте… — плакал и просил крестьянин. — Я же ни в чем не повинный. Ей-богу… Как перед господом!

Мултых выдавил сквозь зубы:

— Кто тебя посылал из деревни? Большевики? Говори!