Вечерний сумрак пополз по узким, кривым и грязным переулкам, по ступенькам крутых лестниц, по хатам. Море темнело. Тихо вздыхали мелкие волны. Весь город стыл в холодном, тревожном молчании.

Партизаны лежали вдоль стен, за камнями, в развалинах. Они прислушивались ко всякому шороху. Их глаза буравили темную синеву вечера, зорко смотрели вперед, по сторонам, искали белых, которые могли выскочить каждую минуту из домов, из-за углов, из-за стенок.

Колдоба, истекая кровью, ослабел; он чувствовал, что силы его приходят к концу. Он сидел на камне разваленной стены, поминутно стряхивая теплые струйки крови, бежавшие по правому виску и щеке. Напряженно думал, не обмениваясь ни с кем словом. Думал: «Удар… Но как? Куда? Какими силами?»

Внизу, в городе, по Набережной, по Босфорской улице, до самой площади, и у штаба гарнизона возобновились суета и крики, торопливое движение, бряцанье, фырканье автомобилей.

От собора, по асфальту Воронцовской улицы, то и дело погромыхивали цепями и стальной броней два автомобиля. Английская пехота еще одной колонной двигалась из крепости к городу.

Белые готовились.

Глухо отдавался гул каблуков. Мерные шаги грохотали по мосту.

Колдоба слышал голоса партизан:

— Сейчас начнется… Опять ползут…

У Колдобы кривилось лицо, зубы были сцеплены. Он подсчитывал наличие сил, крутил головой. «Эх, мало! Нет кулака — нет удара. Горсточка людей…»

Партизаны, припав к камням, перезаряжали винтовки. Где-то далеко внизу шумело и плескалось пепельное море. Над бухтой мигал маленьким красным огоньком плавучий маяк, а вокруг все темнее, темнее… В проливе иллюминацией вспыхнули огоньки — множество желтых точек. Это английские миноносцы, а за мысом, освещенный, как далекий город, застыл крейсер. Видят это измученные партизаны, видят восставшие рабочие, чувствуют железный обхват, знают, что близится неравная, быть может последняя, схватка…

Колдоба отдал приказ спять всех с позиции, с юга и запада, и перебросить в северную часть города, к старому кладбищу.

Тихо и незаметно один за другим уходили партизаны на назначенное Колдобой место.

Далеко в море поднялся до самого неба ярко-белый светящийся столб. Он упал на воду, оторвался от нее и пополз через город на вершину горы. Холодный луч прожектора ударил в глаза партизанам. Вмиг все прилипли к земле, не шевелясь, замерли в траве. Город под замораживающим сверканием лучей принял фантастический вид. Луч прожектора осветил Аджимушкайские каменоломни и деревушку. Около морагентства торопливо забормотал пулемет: та-та-та-та… та-та-та… — и умолк.