— Как вы смеете! — вскочил Кравчинский. — Драгоманов честнейший человек!

— Вот то-то же. Смотрите, как бы этот честнейший не затянул вас в свои тенета. Они у него, говорят, липкие.

Плеханов закашлялся — сухо, надсадно. Его желтовато-бледное лицо вдруг запылало.

— Да вы, кажется, больны, Жорж? — обеспокоенно спросил Кравчинский.

Плеханов выпил лекарство, унял кашель.

— Простите, — проговорил Сергей, — это я виноват, не дал даже отдохнуть с дороги.

— В этом вы не виноваты, Сергей, — глухо ответил Плеханов. — Сильное переутомление, истощение.

— Что же врачи? Обращались к ним?

— Обращался. Советуют лучше питаться, больше бывать на воздухе. А разве... — Он снова закашлялся.

— Это моя чертовская горячность, — заходил по комнате Сергей, нервно теребя бороду.

Плеханов болезненно усмехнулся.

— Оставьте, Сергей. Пройдет... А вот спору нашему не миновать. Он, по-моему, далее будет еще горячее... Слышал, у вас несчастье, ребенок умер? — спросил вдруг.

— Ко всем нашим общим бедам прибавляются еще и личные, — грустно проговорил Кравчинский. — Я запретил бы революционерам жениться. Родительские обязанности только отягощают, сковывают.

— Поздно, Сергей, я тоже повторил вашу ошибку. Женился.

— Поздравляю...

Разговор перешел к будничным делам. Кравчинский побыл еще немного, расспросил, какие нужны Жоржу лекарства, и попрощался. По дороге домой вспомнил, что Фанни велела купить чего-нибудь на ужин, и свернул к мадам Грессо. В кармане нашлась какая-то мелочь, и он обрадовался, что хоть на этот раз не придется просить в долг.

IX

IX