Гости благодарили, обращаясь почему-то к Эвелингу, поднимались из-за стола с удрученным видом.

— Ничего угрожающего, — объявила вышедшая из кабинета Тусси. — Генерал разволновался, а ему этого нельзя... Джон, — обратилась она к высокому, крепко сбитому человеку, который как раз в это время одевался, — хорошо, что вы не ушли. — Подведя его к Степняку, представила: — Джон Бернс. Познакомьтесь, я вам обещала.

Сергей Михайлович крепко пожал протянутую руку. Вспомнил: Элеонора с восхищением рассказывала недавно об одном из активистов их федерации, рабочем-механике.

— Так вот вы какой, мистер Бернс, — сказал.

— Да, вот такой, — в тон ему ответил социалист. — А я вас видел и слышал, мистер Степняк. Только не решился подойти. Спасибо Тусси.

Степняки откланялись. Вышли втроем, вместе с Бернсом. Было еще не поздно, и они медленно пошли по улицам. Джон рассказывал о себе.

«Россия под властью царей» вышла в свет. Издательство «Уорд Энд Дауни» выпустило ее в приличном художественном оформлении, удобным форматом. Книга не залеживалась в книжных лавках, расходилась быстро. Степняк получал немало положительных отзывов, имя его становилось еще более популярным. По поводу вышедшей книги писали разное.

Сергей уже свыкся с этим, не придавал отзывам большого значения. Ему заказывали все новые и новые статьи, он писал, писал неутомимо и много.

— Надоедают уже мне эти статьи, — пожаловался как-то Фанни, — Я в них начинаю повторяться. Подумать только: сколько написано! Газеты, журналы... Будто они только и живут моими материалами. Да разве еще материалами об ирландских делах...

— Но ведь тебе же необходимо убедить, примирить англичан с нигилистами, — отвечала Фанни. — Для этого надо писать как можно больше.

— Только это меня и вынуждает. Разумеется, я не перестану писать. Хотя мне так хочется создать что-то настоящее, художественное. Даже вопреки Тургеневу. Зол я на него. Это ведь с его легкой руки распространился обидный для нас термин нигилисты. Его так называемые революционеры не борцы, не победители, а хлюпики.

— Ершистый же ты, мистер Степняк, — лохматила ему волосы Фанни. — Вот уж и с Тургеневым хочешь схватиться. Плеханов тебе не по душе, с Генералом, говорит Тусси, споришь. Ты и в детстве был таким забиякой?

— Правда для всех одна, — твердил Сергей. — Тургенев большой беллетрист, но... Революционного пороха он не нюхал, хлеба нашего но ел. А с Жоржем у нас особые счеты, к нему я не в претензии. Просто мы по-разному понимаем некоторые явления.

— Смотри, тебе виднее, Сергей, — говорила Фанни. — Все, что ты делаешь, мне так же дорого и важно, как тебе.