Уж осень начала подкрадываться, чаще наведывались холода, а он водил своего Кожухова тернистыми путями жизни, вынуждал идти на подвиг, рисковать, мучиться.

«— Нет, нам не дадут свободы и награду за образцовое поведение, — говорит Андрей. — Мы должны бороться за нее любым оружием, если при этом нам придется страдать — тем лучше! Наши страдания будут новым оружием в наших руках. Пусть нас вешают, пусть нас расстреливают, пускай нас убивают в одиночных камерах! Чем больше нас будут мучить, тем больше будет расти количество наших последователей».

Таков его Кожухов. Таким был и остается он сам. Боритесь, если вы люди! Боритесь сообща. В единстве — сила, непобедимость.

И только одно, что его серьезно беспокоило, — это язык. Роман не статья, он требует совершенного знания языка. А как он знает английский? Хотя друзья и говорят, что хорошо, однако для романа этого недостаточно, даже слишком мало.

Но выход найден. Рукопись соглашаются читать Элеонора и Эдуард. Он будет давать им разделы, а они проследят, чтобы не было языковых погрешностей.

— Язык у вас хороший, мистер Степняк, — заверил Эвелинг, — вы удивительно быстро освоили его. Вам надо быть не нигилистом, а лингвистом.

— Одно другому не мешает, господин Эвелинг. Однако прошу вас, будьте беспощадны к моим писаниям. Выправляйте малейшую оплошность.

XIII

XIII

В Лондоне проездом из России остановились Кеннан и Фрост. Об этом известили все вечерние лондонские газеты, а на следующий день Степняк получил открытку, в которой Кеннан свидетельствовал свое почтение и выражал желание обязательно повидаться с ним.

— Интересно, что он запоет теперь, — говорил жене Сергей Михайлович, собираясь на встречу.

Они увиделись вечером в номере роскошного отеля «Крайтерион». У Кеннана уже был Кропоткин. На небольшом столике посреди гостиной стояло несколько бутылок вина, коньяк, фрукты, апельсины. Бокалы были надпиты. Хозяин — он заметно загорел, на висках прибавилось седины — сидел в высоком, зеленого цвета кресле, курил.

Когда Степняк вошел, Кеннан тяжело поднялся, медленно пошел навстречу.

— Ну, мистер Степняк, — сказал, обняв Сергея Михайловича, — ваша взяла. Я здесь уже говорил мистеру Кропоткину, говорю и вам: ваша правда. То, что я до сих пор думал, писал о вашей стране, ни в какое сравнение не идет с тем, что мы с Джорджем увидели.

— Рад, искренне рад тому, что вы наконец убедились в правдивости наших слов, — сказал Степняк, — и в безвыходности положения нашего народа.

— Почему же, выход есть, — возразил Кеннан. — Вы его уже избрали. Такая система, такой строй не имеют право на существование.