– но она не может усидеть на месте, – голос Эллисон доносился словно издалека, будто бы она трубку толком до рта не донесла. – Она стоит посреди гостиной.

Эллисон еще что-то говорила, а Эди слушала, вот закончилась одна фраза, началась другая, и тут до Эди вдруг дошло, что она не поняла ни слова.

– Ты извини, – сухо прервала она ее, – но тебе надо говорить почетче.

Но не успела она отчитать Эллисон за невнятную речь, как возле парадной двери послышался какой-то шум: тюк, тюк, тюк, тюк – раздался бодрый перестук. Эди запахнула кимоно, затянула потуже пояс и высунулась в коридор. За дверью стоял Рой Дайал и скалился, как опоссум, ощерив серые острые зубки. Он энергично замахал ей рукой.

Эди быстро юркнула обратно в спальню. “Стервятник, – подумала она. – С радостью бы его пристрелила”. Рожа довольная. Эллисон все что-то говорила.

– Слушай, я кладу трубку, – быстро сказала она. – Тут в дверь стучат, а я не одета.

– Она говорит, что ей надо на вокзал, встретить невесту, – отчетливо произнесла Эллисон.

Эди не хотелось признавать, что у нее какая-то беда со слухом, и к тому же она привыкла в разговорах пропускать мимо ушей всякую галиматью, поэтому она сделала глубокий вдох (заныли ребра) и сказала:

– Передай Либ, пусть приляжет. Если хочет, я потом к ней зайду, измерю ей давление и дам успокоительное, когда…

Тюк, тюк, тюк, тюк!

– Когда этого выпровожу, – сказала она, попрощалась и повесила трубку.

Эди набросила шаль на плечи, надела тапки и вышла в коридор. В витражном дверном стекле маячил мистер Дайал, который, раскрыв рот, из кожи вон лез, чтоб изобразить, как он рад, и потрясал чем-то, обернутым в желтый целлофан, похоже, корзинкой фруктов. Когда он увидел, что Эди в халате, то состроил унылую виноватую гримаску (вскинул брови перевернутой буквой V), виртуозно оттопырив губу, указал ей на корзинку, зашевелил губами: Извиняюсь за беспокойство! Маленький подарочек! Я его тут оставлю…

Поколебавшись, Эди крикнула – куда более приветливым голосом:

– Погодите минутку! Я мигом!

Едва она отвернулась, как ее улыбка увяла, но она все равно побежала к себе в комнату, прикрыла дверь и вытащила из гардероба домашнее платье.

Так, застегнуть молнию на спине, шлеп-шлеп – нарумянить щеки, пройтись пуховкой по носу. Морщась от боли в поднятой руке, Эди причесалась и, оглядев себя напоследок в зеркале, пошла открывать дверь.