Мартин заметил, что Сармьенто избегает его взгляда. Даже когда он смотрел на них, казалось, что это произошло случайно и его глаза, скорее желтые, чем черные, устремлены куда-то вдаль, за их спины. Медное лицо казалось бы неподвижным, как маска, если бы время от времени он не брал в рот сигару, а потом не вынимал ее, выпуская дым изо рта и ноздрей. Лишь однажды Мартин перехватил его взгляд – внимательный, недобрый и опасный, – но, когда они встретились глазами, индеец поспешно отвел свои.

Громко топая, широко и порывисто шагая, появился Панчо Вилья. Утер пот с угрюмого лица. Мартин подумал, что когда генерал при нем приказывал кого-нибудь расстрелять, даже и половины нынешней ярости не горело в его глазах.

– Сдохнешь, мразь, от голода, – словно выплюнул он. – Предатель, убийца и вор.

Сармьенто снизу смотрел на него, по-прежнему размыкая губы, только чтобы взять или вынуть сигару. Глаза Вильи метали молнии. Застегнутый воротник рубашки сдавливал толстую, налившуюся кровью шею, и он рывком расстегнул стягивавший ее шнурок.

– Я выигрываю бой, так что мне тут с тобой некогда… Но прежде чем прикажу изжарить тебя живьем, я желаю знать… Зачем ты это сделал?

Впервые за все время Сармьенто выказал хоть какой-то интерес:

– Что «это»?

– Украл золото Хуареса. Приказал своим людям убить шестерых.

Индеец скривился, словно делая усилие, чтобы вспомнить:

– Кому это?

– Тем, кого ты отрядил одурачить меня, – Виньясу, Мургия и еще одному, которого Хеновево и инженер взяли на его ранчо.

– Убей меня Бог, Панчито, не возьму в толк, о чем ты.

– Не смей называть меня так. – Вилья хлопнул по кобуре. – А не то заместо Бога я тебя убью прямо сейчас.

– Да делай что хочешь.

Сармьенто продолжал невозмутимо курить. Вилья прошелся взад-вперед и опустился перед ним на корточки, всматриваясь так, словно хотел заглянуть индейцу в самую душу.

– Мы ведь с тобой познакомились еще до того, как воевать пошли… когда с Хеновево, с Урбиной и прочими погуливали по сьерре. И я тебе всегда доверял.

Он замолчал, ожидая ответа, однако Сармьенто молчал и дымил сигарой. Вилья наставил на него указательный палец:

– Вот что, сука индейская… Ты умрешь, потому что слишком много таких мразей развелось… И я не буду требовать, чтоб ты сознался в том, что сделал, – я и так все знаю.

Сармьенто слегка оживился:

– А это кто ж тебя так убедил?