Кордоба далеко отшвырнул окурок, и раскаленный уголек прочертил прощальную дугу. Потом упал на землю и исчез во тьме.

На вершине холма красный горизонтальный луч рождающегося солнца ослепил Мартина. Он сощурился, постоял там, с отрадой чувствуя, как первое дневное тепло сушит все еще сыроватую одежду. Потом наклонился, еще постоял, согнувшись, пытаясь отдышаться.

Огляделся по сторонам. Трещали первые цикады. Небо из бледно-лилового становилось синим, кое-где тронутым белизной одиночных облаков, неподвижно висевших над далекими серыми холмами. Между ними пролегала долина, и казалось, что далекая, прямая, блестевшая на солнце колея железной дороги движется туда.

Мартин выпил дождевой воды, скопившейся в выбоине скалы. Он уже сутки ничего не ел и заморил червячка двумя опунциями – оборвал с них шипы, расколол камнем и впился в кисловатую мякоть. Потом, собираясь с силами, растянулся на земле. Когда поднялся, наметанным за время войны взглядом обвел окрестности. Железная дорога могла послужить хорошим ориентиром, но, спустившись в долину, он потерял бы ее из виду. Держаться рядом с ней было бы опасно, потому что она проходила вблизи Селайи. Самое разумное, рассудил Мартин, спускаться так, чтобы солнце было чуть левей, и держать направление на холмы.

Он двинулся по извилистой тропинке, петлявшей между скал, кустарника и редких деревьев. Становилось жарко, и он, сняв куртку, опоясался ее рукавами, а голову покрыл носовым платком с завязанными по углам узлами. Его мучила жажда, а вода больше не попадалась. Когда солнце стояло уже высоко, он прошел через густые черно-зеленые заросли акации. И оказался перед стоявшим на невысоком взгорке полуразрушенным кирпичным домиком под соломенной крышей. И решил обойти его стороной, когда услышал собачий лай. Сошел с тропинки, огибая домик по длинной дуге, и тут, не успев отпрянуть или повернуть, наткнулся на стадо коз.

Опираясь на длинный посох, на него смотрел пастух – крестьянин средних лет в белой одежде из грубого холста, в сандалиях уараче на ногах, в сомбреро из пальмового волокна: широкое обвисшее поле затеняло бронзовое лицо, иссеченное морщинами, глубокими, как шрамы, и с седыми волосами на подбородке.

Мартин понял, что просто продолжить путь будет неосторожно. И даже рискованно. Вскоре по его следам может появиться патруль – солдаты или руралес.

Он улыбнулся, стараясь сохранять спокойствие:

– День добрый.

Пастух ответил, и в голосе его звучало опасливое любопытство. Через плечо у него висела на ремне фляга, и Мартин, показав на нее, спросил с надеждой: