Анина катила коляску с сидящей в ней Матильдой по набережной, дощатый настил поскрипывал под колесами. Олимпио шел рядом. Их обдувал легкий морской бриз, а солнце уже вовсю согревало городок мандариновыми лучами.

– Мне кажется, за всю мою жизнь море и небо ни разу не выглядели одинаково, – заметила Матильда. – В них всегда есть что-то новое.

– Тебе точно не холодно? – заботливо спросил Олимпио.

– На мне сейчас столько одеял, мама даже кадки с тестом для пасхального хлеба так не укутывала. – Воспоминания о том, как замешивали тесто, раскладывали его по кадкам, накрывали пергаментной бумагой и несколькими одеялами, а потом оставляли подходить на залитом солнцем окне, в сознании Матильды были неотделимы от воспоминаний о Доменике. – Мне до сих пор не хватает мамы. Удивительно, правда? Ты столько всего забываешь, но свою мать никогда.

– Возможно, только ее и нужно помнить, – тихо произнес Олимпио, вспоминая собственную мать, Марианну.

– А я нравилась твоей матери? Сейчас-то уже можешь сказать правду, ее давно нет, – решила поддразнить мужа Матильда.

– Мама считала тебя замечательной девушкой. – Олимпио погладил жену по волосам. – Чересчур прямолинейной, конечно, но она ценила твою честность. В большинстве случаев.

– Да уж, не сомневаюсь.

– Nonna, хочешь попить?

– Анина, прошу тебя, я уже скоро лопну.

Анина нахмурилась, и Матильда сразу сменила тон:

– Но все это явно идет на пользу. Мне становится лучше.

– Как думаешь, ты будешь готова к путешествию? – оживилась Анина.

– Все может быть. – Матильда подмигнула внучке. – Куда ты хочешь поехать?

– Везде мечтаю побывать.

– Тогда придется много работать.

– Я и так много работаю. Правда, Nonno?

– Ты отлично справляешься. И могла бы поучиться где захочешь.