– Фотографии надо сделать, – сказал я. – И от трупов избавиться.

– Эта бухта превращается в долбаное нацистское кладбище, – проворчал он.

Мне смутно помнится, как Хемингуэй фотографировал «крис-крафт» и мертвецов «лейкой», как усадил каждого покойника в отдельный кокпит, как отвязал катер, отвел от него «Пилар» и всадил четыре пули из моего «магнума» в бензобак на корме. Запах бензина немного разогнал мою одурь. Хемингуэй снова подвел «Пилар» поближе, поджег смоченную бензином тряпку – я опознал в ней мою зеленую рубашку – и бросил на катер.

Огненный цветок расцвел на «крис-крафте», опалив краску на правом борту «Пилар». Хемингуэй, заслоняясь от жара на мостике, запустил двигатели и повел лодку по узкому каналу. Я приподнялся, чтобы взглянуть на катер – одного взгляда вполне хватило. Пламя охватило Дельгадо (майора Дауфельдта, поправился я) в носовом кокпите и сержанта Крюгера в кормовом. Когда мы отошли футов на двести, основной и запасной бензобаки взорвались, раскидав по бухте осколки хрома и красного дерева. Несколько королевских пальм на островке загорелись, но скоро потухли – дождь хорошо промочил их. Обгоревшие ветви колыхались на горячем ветру. Осколки падали и на «Пилар», но я не мог встать, а Хемингуэй – сойти с мостика. Они тлели, пока мы не вышли из бухты – в том месте все еще воняло немецкими трупами – и не прошли через риф, держа на запад-северо-запад к глубоким водам Гольфстрима.

Хемингуэй спустился по залитому кровью трапу, скинул осколки за борт окровавленным багром, погасил затлевшую парусину огнетушителем, взятым в камбузе, и пришел посмотреть на меня. Море еще не улеглось после шторма и накатывало на меня волнами боли, но я почти ничего не чувствовал благодаря чудодейственному морфину. Хемингуэй был бледен и трясся в ознобе, но ему морфина не полагалось – он вез нас домой.

– Лукас, – он потрогал меня за здоровое плечо, – я радировал на Конфитес, что мы ранены. Велел приготовить большую аптечку. Роберто знает, что делать. – Я закрыл глаза и кивнул. – …документы эти треклятые, – продолжал он. – Чего от нас хотел Дельгадо? В чем вообще дело?

– Не знаю, – пробормотал я, – но мысли кое-какие есть. Потом скажу… если буду жив.

– Так уж будь, сделай милость. Хотелось бы знать.

Оперировали меня в доме доктора Эрреры, недалеко от финки Хемингуэя. Первая пуля Дельгадо проделала аккуратную дырочку в моей правой руке и прошла насквозь, не повредив важных мышц и артерий. Вторая попала в правое плечо, оцарапала ключицу и застряла под кожей над правой лопаткой. Доктор Эррера и его друг доктор Альварес, хирург, говорили, что могли бы и пальцами ее вытащить. Она вызвала более обильное кровотечение, но жизни не угрожала.