Третья пуля была посерьезнее. Она направлялась к сердцу, но наткнулась на ребро, срезала уголок легкого и застряла в миллиметре от позвоночника.

– Весьма успешно для мелкокалиберной пули, – сказал мне после доктор Эррера. – Будь у этого джентльмена «шмайссер»…

– «Шмайссер» он заряжал пулями со срезанными головками, – сказал я.

Доктор потер подбородок.

– Тогда мы с вами определенно не беседовали бы сейчас, сеньор Лукас. Лягте и поспите еще.

Спал я много. Через три дня после операции меня перевезли в гостевой домик на финке. Мне делали уколы, давали таблетки, и я опять засыпал. Оба доктора часто приезжали полюбоваться своей работой и подивиться, как мало вреда принесли нашпиговавшие меня пули.

Хемингуэй со швами на голове тоже полежал пару дней.

– Крепкий ты сукин сын, Эрнесто, – сказал доктор Эррера, вторя Дельгадо. – Со всем уважением и любовью.

– Точно, – согласился Хемингуэй, сидя в купальном халате у меня на постели. Мы – доктор, писатель и бывший шпион – пили чистый джин «в медицинских целях». – Постоянно по голове получаю, с молодых лет. В Париже, когда Бамби был маленький, на меня потолочное окошко упало. Неделю в глазах двоилось. Но больше всего мне досталось в тридцатом: мы ехали в Биллингс, и я скатился в кювет. Твоя рука – ничто по сравнению с моей в тот день, Лукас. Она выглядела как часть лосиной туши, которую выкидывают за ненадобностью. Вроде твоей грудной клетки, когда я поливал ее антисептиком на «Пилар».

– Может, сменим тему? – сказал я. – Как поживает миссис Хемингуэй?

Он пожал плечами.

– Прислала мне коротенькое письмо. В Парамарибо, пишет, ничего интересного – песчаные клещи, солнечный удар и скучающие джи-ай. Посмотрела Голландскую Гвиану, посетила исправительную колонию во Французской и собралась домой, но купила карту региона и передумала.

– Что ж на этой карте такого, Эрнесто? – спросил доктор.

– А ничего – кроме столицы, населенных пунктов на побережье и нескольких рек. Река Сарамкока бежит из Парамарибо через зеленые и белые пустые места. Зеленые – это джунгли, пишет Марти, а белые – они и есть белые. На берегу реки стоит крестик – Марти полагает, что это могила путешественника, зашедшего дальше всех. За этим крестом даже сама река не исследована и изображается как пунктир. Марти наняла местного негра по имени Гарольд, чтобы довез ее до этой пунктирной линии.

– Там, боюсь, очень нездоровая местность, – вздохнул доктор. – Сплошь малярия, дизентерия и, мало того, денге – «костоломная лихорадка». Очень болезненна и может длиться много лет, наподобие малярии.