– Ты должен обязательно вернуться на Кубу!

– Зачем?

– Матч-реванш!

– Хочешь вернуть себе титул? – прокричал я, сложив ладони рупором.

В его бороде прорезалась улыбка.

– Я его, положим, и не терял!

Я отдал билет стюардессе, вскинул на плечо сумку и хотел ему помахать, но он уже затерялся в толпе военных и штатских. Больше мы никогда не виделись.

33

33

Я записал пару бесед о литературе, что провел с Эрнестом Хемингуэем. Ту, что состоялась на мысе Рома в ночь, когда мы ждали высадки немецких агентов, запомнилась мне лучше всего, но и разговор на «Пилар» в ночь его сорокатрехлетия тоже периодически вспоминается. Был и еще один – не со мной, а с доктором Эррерой Сотолонго у бассейна на финке. Я сидел близко и слышал их.

Доктор спросил, откуда писатель знает, когда нужно закончить книгу.

– С одной стороны, эта история надоела тебе до чертиков, – сказал Хемингуэй, – с другой – ты не хочешь ее заканчивать. Не хочешь прощаться с теми, о ком пишешь. Не хочешь, чтобы голос в твоей голове перестал шептать на языке этой книги. Это все равно что хоронить друга.

– Да, я, кажется, понимаю, – неуверенно сказал доктор.

– Помнишь, два года назад я отказывался стричься, пока не закончу «По ком звонит колокол»?

– Да. Ты ужасно выглядел с длинными волосами.

– Я закончил чертову книжку тринадцатого июля, но и в день рождения продолжал писать. Добавил пару глав в качестве эпилога. Описал, как Карков с генералом Гольцем после неудавшегося наступления на Сеговию вместе едут в Мадрид. В следующей главе Андрес приходит в опустевший лагерь Пилар и Пабло, видит взорванный мост над ущельем… такая вот дрянь.

– Почему же дрянь, Эрнесто? Разве это не интересно?

– Это не нужно, – ответил писатель, попивая «Том Коллинз». – Я повез рукопись в Нью-Йорк посреди самого жаркого лета от начала времен, работал над ней в отеле «Барклай», чувствовал себя как слепая сардинка на консервной фабрике и отправлял в «Скрибнерс» по двести страниц в день с курьером. Густаво Дюран приходил ко мне с новой женой Бонте, и я читал ему гранки, чтобы проверить испанскую грамматику и ударения.

– И как ему показалась твоя грамматика? – с юмором спросил доктор.

– В целом правильно. Но суть в том, что моему редактору Максу нравилось все как есть, с эпилогом вместе. В обычной своей манере он говорил, что всё замечательно, а критику приберег на потом, когда я немного остыл. В конце августа издательство попросило меня убрать сцену, где Роберт Джордан дрочит…