Прежде чем я успеваю что-то уточнить или защититься, он барабанит пальцами по сиденью моего соседа спереди и, скользнув по проходу, исчезает за занавеской, разделяющей самолет.
– М-да, отстой, – комментирует девушка рядом со мной.
В Гуанчжоу Шон ждет, когда я выйду из самолета.
У меня было достаточно времени, чтобы сформулировать правильный ответ на его вопрос: если у какой-то группы людей есть культурные убеждения, будь то бинтование ног в Китае или обрезание женских половых органов в Африке, это не значит, что мы, как человечество в целом, должны одобрять эту практику. Но Шон, кажется, забыл о недоразумении, или что там это было, ненавязчиво предлагает перейти на «ты». Мы проходим пограничный контроль, забираем свои сумки, снова проходим контроль на внутренний рейс и садимся в самолет до Куньмина. И опять наши места в разных концах салона, как и на последнем рейсе в Цзинхун.
После трех подряд многочасовых перелетов и смены часовых поясов я настолько вымотана, что зданием аэропорта не интересуюсь вовсе, отмечаю лишь, что оно маленькое, унылое и тускло освещенное. Снаружи нас встречает водитель, готовый отвезти меня и Шона в Иу, древний центр сбора чая в Шести великих чайных горах, отправную точку Пути чая и лошадей, родину королевы пуэра и нашу базу на следующие четыре ночи. По моим сведениям, путь займет около шести часов, с ухабистыми поворотами. И это после всех перелетов и пересадок! Я принимаю лекарство от укачивания, сворачиваю толстовку и кладу ее под голову. Шон на заднем сиденье дремлет, а я, хоть и зверски устала, заснуть никак не могу. Китай! Я направляюсь в «глушь».
Это совсем другая поездка, чем та, которую я совершала с родителями. Мне быстро придется привыкнуть к туалетам в виде дыры в полу, использованию туалетной бумаги в качестве салфеток и к тому, что люди выплевывают куриные и рыбные кости прямо на пол. На завтрак, чертовски уставшие от перелетов, мы идем в лавку на открытом воздухе и заказываем лапшу с чили, которую готовят на открытом огне. Мы сидим на пластиковых детских стульчиках вокруг низкого столика, который выглядит так, будто его ни разу не вытирали. У моих ног собака грызет кость.
Я не вижу ни одного белого лица, но вокруг ходят люди, которые выглядят в Иу чужаками: китайцы, одетые в отутюженные брюки, накрахмаленные рубашки и начищенные мокасины.
– Торговцы чаем, – шепчет Шон. – Посмотри, как они ведут себя друг с другом. Здесь как во времена золотой лихорадки.