Когда нам приносят лапшу, я следую примеру Шона и заливаю палочки и другие столовые принадлежности кипятком, а затем грязную жидкость выплескиваю на пол. В противном случае нас ждет понос или еще что похуже. Все пандемии в истории мира приходили из Китая.
Торговцы чаем уезжают так же быстро, как и приехали. Шон обзванивает крестьян и торговцев по Вичату, системе мгновенного обмена сообщениями, которая позволяет ему наговаривать голосовые, а не набирать сложные китайские иероглифы, и после каждого звонка сообщает мне последние новости: «Я сказал им, чтобы они ждали нас в четыре часа». Или: «Они сказали, что заедут завтра. Я никогда не привозил с собой женщину. Они очень хотят с тобой познакомиться». Мы уже собираемся уходить, когда рядом с нами садится человек, представившийся неопытным торговцем, расстегивает сумку, показывает нам пачки стоюаневых купюр и спрашивает, где можно найти хороший чай. Шон отправляет его на семейную фабрику по переработке чая, расположенную вверх по дороге. Наконец, покидая лавку, я спрашиваю: «Может, мне тоже туда?»
– Завтра я отведу тебя в местечко получше. Куда более аутентичное. А сегодня позволь показать тебе город.
Судя по тому, что осталось от Иу, похоже, это когда-то был очень красивый город, но главная улица – просто полоса неуклюжих бетонных промышленных коробок, покрытых пылью и грязью от снесенных старых домов, и дешевых уродливых зданий. Мы проходим часть Пути чая и лошадей, которая, к сожалению, выглядит не очень впечатляюще: просто мощеная дорожка шириной в четыре фута, которая проходит через старую часть города, а затем спускается с холма. Возвращаясь на главную дорогу, мы бредем по тихим переулкам, где все еще стоит несколько традиционных зданий из необожженного глиняного кирпича с вздернутыми карнизами, куры клюют землю, а цветы спускаются по стенам. Перед каждым домом женщины – молодые в джинсах и футболках, пожилые в традиционной одежде, все в платках и головных уборах – сортируют чай по листику. Так, должно быть, выглядел Иу до наступления эры процветания, и это зачаровывает, создавая ощущение нестареющего Китая.
На следующий день мы планируем отправиться в Лаобаньчжан, родину короля пуэра. Нас везут по невозможной однополосной грунтовой дороге. Мы проезжаем деревни, состоящие из десяти, где-то из пятидесяти домов. Я вижу несколько деревянных ворот ручной работы, очень похожих на вход на наше ранчо в Колорадо: два столба и балка. Только нашим воротам праздничный вид придает название ранчо – оно вырезано на деревянной доске, прикрепленной к балке, – а здесь украшения, скажем так, нестандартны: это изваяния мужчины и женщины с огромными гениталиями, граничащими с порнографией. Странно соотносить примитивность этих фигур со страной, которая сегодня является экономической сверхдержавой. Ощущение культурного несоответствия усиливается, когда водитель вынужден остановить машину, потому что микроавтобусы заблокировали путь. Японские туристы фотографируют друг друга, позируя на фоне чайных деревьев, цепляющихся корнями за склон холма. Мы выходим из машины и немного болтаем с ними по-английски. Нас окружают горы, покрытые серой дымкой, и я мысленно пытаюсь сопоставить их с отметками на моем чайном блине, но безуспешно.