Мия надула нижнюю губку, и его сердце сжалось. Конечно, дом всего лишь объект недвижимости, однако это место вдохнуло в нее новую жизнь. Возможно, Мия видела в нем не только дом, где собирались испанские родственники, но и место, где продолжала жить ее мама.

– То есть мы сюда никогда не вернемся? – Еще чуть-чуть, и она заплачет.

– Похоже на то. – Бакстер лихорадочно думал, как бы смягчить нанесенный дочке удар. Когда-то он обещал Мии, что, едва дела на работе наладятся, они непременно заведут щенка. Может быть, хоть эта новость заставит ее улыбнуться…

С другой стороны, пытаясь заткнуть дырку в тонущем корабле щенком, Бакстер лишь распишется в собственном бессилии, словно маленькая собачка со смешными ушами способна решить все их проблемы. Тогда уж можно посадить оливковое дерево на заднем дворе в Гринвилле и начать печь тортильи, как у Эстер. И вообще, чего мелочиться, лучше сразу установить в гостиной картонные фигуры Альмы и Эстер в полный рост.

И это он еще не поделился самой печальной новостью – о болезни Эстер. В чем тогда искать спасение?

Бакстер погладил дочку по волосам.

– Мне тоже очень грустно. Я, как и ты, мечтал вернуться сюда. Но не важно, куда они все переедут, мы обязательно их отыщем и навестим. Как ты на это смотришь?

Мия сидела с опущенными плечами.

– Хорошая идея.

Бакстер ущипнул ее за щеку.

– Ты сильная девочка. Намного сильнее меня.

– Ага, – ответила она безразличным тоном.

– Так и есть, – сказал Бакстер, убирая руку от ее лица. – Как насчет песенки на ночь?

Мия еле заметно кивнула.

– Угу.

Песенки – это единственное, что у него в жизни получалось хорошо. Правой рукой он поймал нужный ритм и стал наигрывать старую мелодию. Мысли его при этом блуждали где-то далеко.

Что подумает Мия, если узнает, что он поцеловал Альму? Или что он испытывает к Альме чувства? Чувства к сестре Софии!.. Он не признается в них под страхом смертной казни. Хватит и того, что обо всем догадалась Эстер.

Когда Мия зевнула, Бакстер начал петь «Песенку единорога», из последних сил держась на припеве: