Но как же много здесь собралось людей! Раньше Кларе казалось, что аукционы проводят в небольших помещениях, но этот зал был размером с кинотеатр в Ипсвиче. И люди здесь вели себя почти так же возбужденно, как в кинотеатре. Она вспомнила, что старый хозяин той фирмы, где она раньше работала, мистер Харрис, любил посещать автомобильные аукционы – ему просто нравилось участвовать в торгах, пытаться заключить выгодную сделку и сбивать цену. Цену он всегда старался сбить. И, помнится, часто повторял: Они все равно никак не могут сбыть товар с рук.

Короче, оставалось надеяться, что потенциальные покупатели сочтут Грейндж не стоящим запрашиваемой цены. Триста фунтов казались Кларе просто невероятной суммой. Конечно же, никому не захочется столько платить за старый дом? Там и туалеты протекают, и в комнатах ледяной холод, и, как говорила Мэрилин, «весь дом пропах детьми».

Сама Клара очень любила Шиллинг-Грейндж, любила его сад, гостиную с камином, в котором горит огонь, просторные спальни. Она бы и триста фунтов заплатила, и даже в два раза больше – если б они у нее были.

Но даже если дом сегодня не продадут, если торги на время удастся отложить, то что может помешать Совету продать его через три месяца или через шесть? Ведь больше уже никто не затыкает пальцем дыру в этой плотине; палец убран, и Шиллинг-Грейнджу конец. Да, Брауни потерпел поражение, но ведь найдется другой покупатель. Единственная надежда остается на то, что кому-то из потенциальных покупателей удалось обнаружить в доме некий ужасный недостаток – провалившуюся крышу, просевший угол, гнилые трубы – и теперь его не захотят покупать за назначенную цену. Однако и это способно заставить алчных покупателей лишь ненадолго отступить. А Клару с детьми Совет все равно оттуда вышвырнет. Но, по крайней мере, несколько позже; а если в их распоряжении будет еще хотя бы месяц, а может, и два, они постараются еще что-нибудь придумать, чтобы не разлучаться; и она, наверное, сможет противостоять и Австралии, и Уолтемстоу. И найдет в себе силы, чтобы потребовать никого никуда не отправлять и оставить их всех вместе в покое; она еще не знала, как это сделать и получится ли у нее, но уж как-нибудь постаралась бы.

Ведущий говорил быстро, уверенно и держался с таким достоинством, словно был уменьшенной копией Черчилля. У него были изрядные мешки под глазами и впалые щеки. И вообще все в его облике буквально вопило: «Война!» По лицам некоторых людей это считывалось сразу. Несколько лет войны все еще пожинали свою жатву.