Передо мной простирается пролив Лонг-Айленд, садится солнце, начинается прилив. Утром я проснулся от нежного плеска волн и щебета птиц, доносящегося через открытое окно. Вместо кофе я решился на заплыв до Капитанской скалы; тело дрожало от холода, когда я нырнул с причала, кожа раскраснелась и покалывала, когда я вытирался насухо. В течение следующих нескольких часов собирались дети и внуки, захватывая все больше места на Бернард-бич. Начался отлив, и мы перетащили на песчаные отмели шезлонги, а потом стали передавать друг другу завернутые в целлофан сэндвичи, пакетики с вишней и мятые пачки чипсов. По мере того как утро переходило в полдень, вода отступала от наших лодыжек, обнажая гладкий влажный песок, усеянный спиральными раковинами крабов-отшельников, скоплениями болотно-коричневых улиток и роющими норы двустворчатыми моллюсками, после которых остаются характерные ямочки. На редкость жаркий день для первого июня, больше похожий на июль или август, что предвещает пляжный сезон длиннее обычного, столько летних дней маячит впереди.

Я стою у кромки холодной воды, икры немеют. Над головой с криком пролетает одинокая чайка. Я вижу какой-то блеск и, как всегда, надеюсь, что к нам возвращаются наши послания в бутылках, отправленные прошлым летом. Увы, как всегда, это всего лишь отблеск волны, игра света. Хотя солнце садится, кожа сохраняет тепло его лучей, даже когда температура падает. Мы последние, кто остался на пляже, когда небо подернулось облаками с фиолетовыми и розовыми прожилками, отражающимися на поверхности моря. Свет и звук приглушенные, спокойные. Ее любимое время суток.

Я поворачиваюсь к нашему полукругу из покрывал и шезлонгов. Рейн и Тони сидят под полосатым зонтом, у Рейн на руках Эви. Джейн развалилась неподалеку на покрывале, а Маркус, опершись на локти, пьет бледный чай со льдом. Вайолет и Коннор сидят рядышком на шезлонгах, вырыли пятками в песке глубокие канавы. Вайолет смеется над чем-то, что говорит Коннор, и он кладет руку ей на колено: легкие моменты, которые складываются в нечто большее, как комки влажного песка, слипаясь и затвердевая, образуют замок, как крошечные песчинки создают фундамент, на котором можно строить. Томас и Энн, которые ходили прогуляться до пристани, идут обратно и останавливаются, чтобы посмотреть на выброшенного на берег мечехвоста.

Солнце опускается все ниже, над горизонтом остался только полукруг.

Пора уходить.

И все же тело все еще ощущает его тепло. Облака – как мазки багряной и оранжевой акварели на голубом небесном холсте. Легкий ветерок танцует на коже. Я вдыхаю соленый воздух, терпкий, целебный аромат океана, похлопываю Томаса по плечу и притягиваю его к себе.