Я не одевался, не чистил зубы, не брился. Я задыхался от смрада своего горя, от своего несвежего дыхания и щетины на щеках. Но сегодня я встаю под обжигающий душ, у меня кружится голова от жара. Я прижимаюсь лбом к стене. Мыльные струйки жалят глаза, а затем поток становится холодным, я покрываюсь гусиной кожей и дрожу. Ее полотенце висит на вешалке рядом с моим, и я борюсь с желанием завернуться в него, окутаться ее цветочным ароматом – и в то же время сохранить аккуратным и чистым для нее.
Я надеваю костюм, который был на мне, когда мы поженились. Он лежал на чердаке рядом с ее свадебным платьем и фиолетовым, в котором она сходила с поезда. За эти годы появилось и исчезло много одежды – мы отдавали на благотворительность или знакомым, – и все же эти вещи мы так и не смогли отдать. У пиджака залежалый запах, он великоват в плечах, но в целом сидит нормально. Если она смотрит, то ей будет приятно, что я так оделся. Сегодня я в последний раз увижу Эвелин в ее любимом платье. Не знаю, смогу ли я это вынести. Она всегда была такой красивой в фиолетовом.
Пуговица на рукаве расстегнута, и без нее так оно и останется. Тюбик губной помады лежит на боку, опрокинутый на туалетный столик, и я ставлю его вертикально. Поднимаю взгляд к зеркалу и поражаюсь, увидев старика в моем костюме, с обветренной кожей, сутулым и увядшим телом. Я его не узнаю. Я отвожу взгляд в поисках альтернативной правды, но рука, которая теребит пуговицу, вся в пигментных пятнах и выступающих голубых венах, а ее кожа, нежная, как лепестки фиалок, после сегодняшнего дня превратится в пепел. Пепел рассыплется по пляжу, где мы, стоя на коленях, охотились за моллюсками, где мы впервые поцеловались, где наши дети учились плавать, где мы сидели бок о бок в шезлонгах на песке, когда золотые дни переходили в сумерки.
Ее плечи, живот, бедра, все местечки, которые я целовал, карта, которая неизменно приводила меня домой.
Как я найду дорогу без нее?
Я иду по коридору, держась рукой за потертые перила, спускаюсь по скрипучим ступенькам на кухню. Никто не скрипит у меня за спиной, не звенит тарелками передо мной. Ее фартуки висят на буфете, недопитая кружка чая стоит рядом с раковиной. Переступаю свинцовыми ногами через порог в гостиную, прохожу мимо безмолвных пианино с разинутыми ртами и выхожу через москитную дверь, чтобы в последний раз попрощаться.
Так нечестно. Мне мало.
Глава 30 Джозеф Май 2002 г.
Глава 30
Джозеф
Лучи солнца, льющиеся в окно, освещают каждую деталь палаты. Рейн лежит на кровати, обложенная подушками; на пластмассовом стуле рядом с ней сидит Тони. Джейн переминается с ноги на ногу, с умилением смотря на сверток в руках. Первая внучка – совершенно новый вид бесконечной любви. Маркус застыл у двери, держа в руках воздушный шарик, в прищуре глаз – любовь и восхищение.