– Франц?

Он поднял голову и внимательно посмотрел на Ирену.

– Ирена? Это ты?

Франц поспешил в комнату, но герр Майнхарт положил ему руку на грудь, не подпуская ближе.

– Ты знаешь эту нацистскую суку?

– Скажи этим остолопам, что я не нацистка.

– Верно. Ирена, познакомься с этими остолопами, Германом и Маргрит Майнхартами, – сказал Франц, и его довольная улыбка расцвела во всю ширь. – Моими родителями.

Щёки Ирены ярко покраснели, и она взволнованно провела рукой по волосам.

– О боже, – пробормотала она.

– Папа, мутти, позвольте мне представить вам эту нацистскую суку, Ирену, которая вовсе не нацистская сука. Она работала под прикрытием, чтобы помочь подруге сбежать из Аушвица. Она обратилась к немецкому Сопротивлению за помощью, чтобы проникнуть в отряд СС-Хелферин, и я был её основным связным в Берлине. В Берлине я помогал Эльзе – моей сестре, она и её муж – активные участники немецкого Сопротивления, – сообщил он мне. – Мы подготовили Ирену, затем она поступила на учебную базу СС-Хелферин. Это к северу от Берлина, рядом с деревней под названием Равенсбрюк, где находился одноимённый женский концлагерь. А это… – Франц замолчал и снова посмотрел на меня: – Я полагаю, та самая подруга.

Ирена кивнула.

– Её зовут Мария.

Мы впятером стояли молча, и Франца, казалось, очень позабавила эта ситуация. Наконец герр Майнхарт опустил винтовку, а фрау Майнхарт отпустила меня. И всё равно мы так и стояли, будто в оцепенении.

– Что ж, это не то, что я ожидал увидеть, вернувшись домой после ночной смены в больнице. Обнаружить, что мой отец держит тебя под прицелом, – совсем не так я представлял себе твоё знакомство с родителями, Ирена, – сказал Франц, и от его широкой улыбки на щеках появились ямочки.

– Ты уверен, что это та самая девушка, Франц? – спросил герр Майнхарт. – И ты уверен, что она не нацистка?

– Абсолютно.

– Но ты не видел того, что видели мы прошлым вечером, – сказала фрау Майнхарт. – Я ей не доверяю.

Франц вздохнул:

– Ради бога, мутти, если бы она вела себя так, чтобы ты ей доверяла, она была бы не очень убедительной нацисткой, не так ли?