Фрау Майнхарт, казалось, была выбита из колеи такой логикой. Больше она не протестовала, но и убеждённой не выглядела. Как и её муж. Несмотря на то что его винтовка была опущена, он не расслабил руку и не вернул Ирене пистолет.

Я шагнула вперёд.

– Я понимаю, как это выглядит, но это правда. Никто стольким не пожертвовал ради меня, только Ирена.

Наступила тишина. Герр и фрау Майнхарт переглянулись. Наконец он позволил Ирене встать, протянул ей пистолет, и Ирена неохотно приняла его.

Удовлетворённо кивнув, Франц обратился к Ирене:

– Как вы сюда попали?

С первой минуты, когда Ирена узнала Франца, в её стальном взгляде читалось невысказанное обвинение – и, поскольку я хорошо знала свою подругу, невысказанным оно оставалось недолго.

– Ты чёртов фольксдойч? Вы все трое зарегистрированы, не так ли?

Франц сжал челюсти, тень вины и отвращения промелькнула на его лице.

– Наш выбор состоял в том, чтобы признать нашу немецкую этническую принадлежность или быть заклеймёнными как предатели и подвергнуться преследованиям.

– И вы предпочли, чтобы польские унтерменши, а не нацисты, считали вас предателями?

– Если бы я так думал, провёл бы я бóльшую часть войны, помогая немецким и польским организациям Сопротивления? Ни я, ни мои родители не хотели подписывать «Дойче Фольклисте», но церковь и лидеры Сопротивления приказали сделать это ради нашей безопасности.

– Что ж, слава богу, ты смог спрятаться за своей этничностью, – сказала Ирена с едким смехом. – Чертовски повезло, не то что другим.

За её словами последовало напряжённое молчание. Я почувствовала, что все взгляды устремились ко мне. Ни один не задержался, но я вдруг почувствовала себя так, словно нахожусь в самом разгаре отбора. Пристальные взгляды были удушающими, я будто слышала, как врачи СС приказывают мне повернуться, поднять руки, открыть рот…

– Мария, мы уходим.

Грубые голоса стихли, одежда вновь оказалась на моём теле, беспокойство немного поутихло. Меня пощадили. На этот раз.

Ирена прошла мимо Франца, не взглянув на него, и хлопнула дверью, не дожидаясь, что я последую за ней.

* * *

Когда прошло десять минут, а Ирена так и не вернулась, я убедила Франца позволить мне поговорить с ней до того, как это сделает он. Раннее утреннее солнце придавало мягкий золотистый оттенок свежему снегу, покрывавшему дом, амбар, поля и деревья. Пасторальная сцена должна была наполнить меня спокойствием, но, когда я подошла к куче дров, где сидела Ирена, меня охватило внезапное беспокойство. Никто не приказывал мне идти быстрее и не подгонял выполнять трудовые обязанности, и я не знала, что делать с этим ощущением.