Мэтр Дома Алентежу вернулся с серебряным подносом, на котором возвышалась бутылка и два бокала, и поставил его на соседний с бильярдным стол. Ладно, сказал он, выпьем по бокалу за удачу перед вашей попыткой, глоток горячительного вам не повредит. Он осторожно и умело откупорил бутылку и аккуратно протер изнутри горлышко от остатков пробки, прилипших к стеклу. Наполнил бокалы и пододвинул ко мне поднос. Мэтр Дома Алентежу действовал с безупречной профессиональностью, которая казалась чрезмерной для ситуации, где больше бы сгодилась сердечность, сообщность и даже потворство. В его повадках и жестах ничего этого не было, напротив, профессиональная любезность лишь подчеркивала напряженность момента. Он поднял бокал, и я сказал: знаете, я сделал две ставки, одна реальная – с вами, другая – ментальная, с самим собой, выпьем, если не возражаете, за мою ментальную ставку. За вашу ментальную ставку, произнес он торжественным тоном и следом добавил: вы бы знали, как давно я мечтал откупорить эту бутылку, но никогда не находилось идеального повода.

Портвейн был великолепный, чуть горьковатый, с букетом божественных ароматов. Мэтр Дома Алентежу снова наполнил стаканы и сказал: еще по глотку, по-моему, такая минута этого требует. Вы давно здесь служите? – спросил я. Пять лет уже, ответил он, до этого работал в «Таварисе»[13], всю жизнь провел среди богатых людей, скучно жить среди них и не быть богачом, потому что начинаешь привыкать к их менталитету, а сравниться с ними не можешь, у меня совершенный менталитет для богатой жизни, а вот средств дня нее нет, есть только менталитет. Да, я тоже думаю, что этого маловато, сказал я. Но как бы там ни было, я хочу выпить это вино им назло, продолжил Мэтр Дома Алентежу, им назло, извините мою нетерпимость. Не вижу никакой нетерпимости, если хотите выпить назло богачам, по-моему, у вас есть на это полное право. Знаете, в чем моя слабость? – спросил он, в том, что за всю жизнь я не научился плевать на них, придавал слишком большое значение всему, что с ними связано, я придавал слишком большое значение богачам, тому, как они себя чувствуют, как их кормят, как их поят, комфортно ли им, ерунда все это, потому что богатые всегда хорошо едят, хорошо пьют и чувствуют себя в своей тарелке, это я, дурак, за них всегда волновался, но сейчас я меняю позицию, меняю менталитет, они богаты, а я нет, это я должен втемяшить себе в голову, мне нечего с ними делить, хоть я и прожил в их мире, у меня с ними нет ничего общего. Это называется классовое сознание, сказал я, думаю, что так это можно назвать. Не знаю, что это такое, сказал он с задумчивым видом, явно что-то политическое, а я в политике не смыслю, у меня на политику времени не было, я всю свою жизнь только пахал.