Я резко выпрямляюсь. Не дышу. Цепенею. Не моргая смотрю на Итана.

– Когда я подрос, он перестал это делать. Только бил меня. В тот день, когда я ушел из дома, я впервые дал сдачи. Избил его и сбежал.

Молчание.

– Я не вернулся бы, даже если пришлось бы умереть от голода. Были времена, когда я подыхал на улице, как дворняга.

– Итан, это… – После каждого слова ком в горле разрастается. Любого слова, как и молчания, недостаточно, чтобы выразить мои чувства.

– Он делал… – Он с силой зажмуривается. – Он заставлял меня делать такое…. – С шумом выдыхает, и из уголка глаза катится слеза. – Я ненавидел себя за это. Ненавидел, что позволял ему.

– Ты был ребенком.

– Да. – Он поднимает голову, осмелившись взглянуть на меня. – Когда я это понял, я стал ненавидеть его. – Он прикусывает губу до крови. – Это помогало. Ненависть помогала… Благодаря ей я добился всего, что у меня есть. Благодаря ей я жив. Я держался на голой ненависти много лет, но она отравляла. Я чертовски устал ненавидеть. Я не могу его простить, но и ненавидеть больше не могу. Внутри все выжжено дотла. Нет сил ненавидеть, нет сил любить.

Тишина.

– Я никогда не говорил об этом вслух, но после случившегося подумал, что только так я… выйду из всего этого живым. Хотя в нашей семье это мало кому удавалось…

– Возможно, твоя мать вправду не знала.

– С чего ты взяла?

– Я не представляю, как она могла допустить такое.

– Она все знала, поэтому она и убила себя.

– Думаешь, ее замучила совесть?

– Не думаю, что она у нее была. Но все равно… мать я презираю сильнее, ведь мир – опасное место, но не потому, что плохие люди совершают плохие поступки, а потому, что есть те, кто смотрит на это и ничего не делает.

Он стирает мокрую дорожку с виска тыльной стороной ладони.

– А знаешь, что самое ужасное? – спрашивает он после и, не дожидаясь ответа, продолжает, мельком взглянув на меня: – Хотя у кого я спрашиваю? Ты-то точно знаешь. После того как я попал в руки Элайзы, ничего не изменилось. Все то же насилие, без физического проявления, но все же…

По спине пробегает холодок. До меня только сейчас в полной степени доходит смысл сказанного.

– Весь мир меня обожает, а внутри я пуст. Ненавижу себя за это. И мир – тоже… Но, по крайней мере, теперь я знаю, для чего терплю. – Он залпом осушает стакан.